Знак небес

— А не боишься? — предостерегающе булькнул голос. — Ты ведь не гляди, что я озерный. Мне слова твои всем другим передать куда как легко. И уже никто не вступится, так что тебе не реки — тебе колодца хватит.

— Не боюсь ничуточки, потому что не вру, — заверил Константин и начал: — Я водяной, я водяной, никто не водится со мной… Только, чур, вначале Ростиславу отдай. А песню… Я ее тебе завтра поутру спою.

— Ишь ты, — бултыхнулась вода вокруг островка. — Точно про меня. Со мной ведь и впрямь никто не водится, если не считать…

— Девушку, — напомнил Константин.

— Ладно, раз так, то сейчас ее тебе прямо в руки доставят, — пообещал островок. — Уж очень мне дальше охота дослушать. Но впредь гляди, княже, — предостерег водяной. — Ежели нужда в чем будет, просто так получить не надейся.

— Понятно. У вас все строго. Деловой подход, — вздохнул Константин обреченно. — Капиталистические отношения на дне великого русского озера Плещеева. Процветающий бизнес по вылавливанию молодых княгинь и прочих славянок.

— Чего?! — запузырилась вода возле островка.

— Я говорю, что все понял! — гаркнул Константин. — Ты — мне, я — тебе. Без подарков в воду ни ногой, ни рукой. Да и с подарками тоже… с опаской, — подумав, добавил он.

— А-а, — с облегчением булькнул водяной. — Вот теперь все понял. А то ты там буровишь чтой-то несуразное, аж напужал. Я-то думал, что уже и слуха стал лишаться. Оно, знаешь ли, когда постоянно вода в ушах, то очень вредно для здоровья. Ага, ну вот и твоя княгиня, — удовлетворенно булькнул водяной. — Тогда я поплыл. Прощевай, князюшко. Завтра свидимся, — уточнил островок и начал стремительно удаляться от берега.

— Эй, а где девушка-то?! — возмущенно заорал ему вдогон Константин, вскакивая на ноги, и в тот же миг увидел почти рядом с собой темное пятно и белую полосу женской рубахи, видневшейся из-под слегка задравшегося платья…

Константина, бегущего к шатру с княгиней на руках, дружинники встретили гробовым молчанием и открытыми в изумлении ртами. Вейка метнулась было навстречу, коснулась ледяных пальцев Ростиславы, испуганно отдернула руку и взвыла в голос, но, напоровшись на яростный княжеский взгляд, почти мгновенно умолкла.

— Полог открой! — рявкнул Константин.

Вейка бестолково, точно слепая, отскочила куда-то в сторону, затем дошло, метнулась к шатру, откинула полог и… вновь закрыла его.

— Да держи ты его, — скомандовал Константин и одобрил: — Вот так. Правильно. — Внеся Ростиславу в шатер и бережно опустив на расстеленный войлок, он облегченно выдохнул: — Все. Давай раздевай.

Вейка нерешительно опустилась на колени перед княгиней и принялась трясущимися пальцами расстегивать ожерелье[49] на ее платье. Константин хмуро взирал на безуспешные попытки девушки. Терпение закончилось быстро — спустя полминуты он, не выдержав, пришел на помощь, с силой разодрав ворот, и круглые бусинки жемчуга посыпались на войлок, а с него на пожухлую траву. Вейка отпрянула, с испугом глядя на князя, но, спохватившись, припала к груди Ростиславы.

— Не бьется, — жалобно протянула она.

— Ее же откачать надо! — возмутился Константин.

— А-а… как? — уставилась она на него.

Князю очень захотелось выругаться, но он, скрипнув зубами, сдержался, вместо этого принявшись припоминать все то, чему его учили на краткосрочных курсах спасателей — был у него такой эпизод в жизни. Припоминалось плохо, но все, что всплыло в голове, он использовал даже не на все сто, а на двести процентов. Однако его усилия были тщетными — мраморно-белое тело оставалось бесчувственно-ледяным.

Разговоры дружинников, доносившиеся до него через тонкий полог шатра, тоже вдохновения не добавляли. Все в один голос утверждали, что княгиня давно померла, что поздно, слишком много времени прошло, вызывая горячее желание выскочить наружу и укоротить не в меру длинный язык кому-нибудь из самых громких говорунов.

Да тут еще и тихое безутешное подвывание Вейки, которая хоть и самым покорным образом выполняла все княжеские приказы, являя собой образец послушной помощницы, но — Константин это чувствовал — все равно тряслась от страха, хоть она и старалась, крепилась что есть мочи. И не исключено, что главной причиной этого страха была не бездыханная Ростислава, а его собственная неистовая одержимость, с которой он проделывал с бесчувственным телом княгини все необходимые манипуляции: искусственное дыхание то рот в рот, то с силой на грудную клетку, ну и прочее, что удалось вспомнить.

Руки Вейки тряслись, губы подрагивали, а на языке уже давно вертелась фраза, которую ей очень хотелось выкрикнуть прямо в лицо Константину: «Ты что, ослеп?! Она же мертвая — не мучь ее!» Один раз она даже открыла рот, но вновь встретилась с его полубезумным страшным взглядом, умолявшим и одновременно повелевающим, чтобы она не вздумала произнести хоть слово, и девушка, с усилием проглотив слюну, понимающе кивнула: «Молчу я, молчу».

Впрочем, несмотря на ее молчание, проку все равно не было…

* * *