Самого юного — Селезня — князь оставил собирать дрова, приказав Любиму не мешкая разводить костер, после чего торопливо побрел на глубину, набрал в грудь побольше воздуха и…
Холодная сентябрьская вода ожгла, словно кнутом. Дыхание перехватило, но спустя минуту стало полегче. К тому времени зашли в воду и остальные.
Сколько времени он сам провел в воде, Константин, разумеется, не засекал, но, вынырнув в очередной раз, обратил внимание, что остальные уже вышли на берег и прыгают возле костра, стараясь согреться.
— Тысячу гривен! — выпалил он и досадливо поморщился, видя, что лишь двое шагнули к берегу, да и то на полпути остановились.
«Ну и черт с ними», — зло подумал он и… вновь нырнул, чувствуя, что и собственные силы на пределе.
Оказавшись на поверхности, князь внезапно услышал звонкий девчоночий голос: «Так тебе ее нипочем не сыскать».
Константин сердито покосился на Вейку, хотел было выкрикнуть в ответ что-нибудь обидное, но осекся. Холопка молчала и, затаив дыхание, вглядывалась в озерную гладь, а голос продолжал говорить: «Надобно водяного просить, чтоб отпустил».
Странно. Кто же это? Князь, недоумевая, направился к берегу.
— Вейка, — негромко окликнул девушку Константин, — ты сейчас что-то сказала? — Он спрашивал, но уже понимал, что голос явно не ее.
— Не до разговоров мне, княже, — отрезала она почти сердито.
«Да я это, я, — вновь раздался в его ушах звонкий девчоночий голос, но на сей раз в нем уже явственно звучали легкие нотки раздражения. — Сказываю же, водяного вызывать надобно, да скорее, а то не поспеешь».
— Ты что-нибудь слыхал? — обратился князь к Любиму.
— Тишина кругом, — пожал плечами тот. — Токмо… — Он, не договорив, изумленно уставился на Константина.
«Ну и бестолочь ты, а еще князь, — проворчал голос. — И не ори — я и так хорошо слышу. Вон у Любима своего спроси, коли мне веры нет».
— Берегиня, — выдохнул тот еле слышно.
«А как вызывать-то этого водяного?» — недоверчиво осведомился Константин, с трудом удерживаясь, чтобы не задать вопрос вслух — уж больно непривычно.
«Как-как, — передразнил его голос. — Палочку найди какую-нибудь да по воде ею похлопай — он и появится. Да отойди подальше, саженей за пятьдесят, чтоб не видал никто».
«А потом что делать?» — не понял князь.
«Попроси отдать то, что он взял».
«Как попросить?»
«Словами, конечно, — досадливо произнес голос и, опережая следующий вопрос князя, добавил: — А какими — не ведаю. Ты, главное, понастойчивее, и чтобы от души шло. Да гляди не солги. Он таковское вмиг почует и уж тогда точно не вернет, понял? Ну и подарки прихвати какие-нибудь — он это любит».
Константин посмотрел на Любима. Тот молча кивнул, давая понять, что состоявшийся диалог — не слуховая галлюцинация.
Ладно. Тогда вперед, хотя, честно признаться, Константин ничего не понял. Точнее, что делать — тут-то как раз ему разъяснили, а вот выйдет ли из этого что-то путное — вопрос спорный. Но коль ничего иного не остается… В конце концов, подумаешь, водяной. Да если надо, он не то что ему — Лохнесскому чудовищу в ножки поклонится, лишь бы Ростиславу спасти.
Одевался торопливо, напялив штаны и кафтан прямо на мокрое исподнее. Кое-как влез в сапоги и устремился вперед, за кусты, однако вовремя вспомнил про подарки. Беглый взгляд по сторонам — что-то блеснуло в возке. Метнулся, не глядя ухватил бусы и какой-то широкий серебряный браслет в виде обруча.
На секунду задержался, чтобы снять с шеи оберег — серебряный медальон с женской головой горгоны Медузы, который некогда вручила Доброгнева, а то мало ли. Если уж его, по словам лекарки, опасался даже Хлад, то он мог отпугнуть и водяного. И хотя он мало верил в предстоящую встречу с хозяином Плещеева озера, рисковать не стал, передав его на сохранение Любиму. Кривую палку-загогулину для вызова Константин поднял уже на бегу.
Терпения хватило метров на сто — дальше бежать ни к чему, и без того каждая секунда на счету. Поначалу он лупил палкой по озерной глади, сидя на корточках у самой кромки воды, затем решительно зашел в нее по щиколотку, а там и еще поглубже, так, что она уже стала перехлестывать за отворот сапога.
Ситуация складывалась щекотливая, поскольку промерзшие насквозь бедолаги, позабыв про свою трясучку, удивленно прислушивались, какого рожна их князь вдруг принялся барабанить палкой по воде. Менять же позицию было поздно, да и ни к чему. Чтобы его перестали видеть и слышать, нужно было удалиться по меньшей мере на полкилометра. Хорошо, что умница Любим удерживал всех у костра, запрещая пойти и взглянуть хоть краешком глаза.
— Ну и хрен с ними, — в сердцах буркнул князь, продолжая со всей силой охаживать воду палкой. — Пусть слушают.
Берегиня тоже молчала, не желая мешать процессу.
Когда появился водяной — Константин не заметил. Да и трудно было распознать водяного в обычном плавучем травяном островке, лениво дрейфующем мимо него.
— А ты упрямый, — одобрительно булькнул чей-то голос почти у самых его ног.