Знак небес

— Точно, точно, — уверял Охря. — Тот князя вопрошает: «А душу мне отдашь взамен?» А князь ему в ответ: «Да я сам ее из тебя прям счас вытрясу, коли ты мне княгиню не явишь». И ка-ак ногой по воде топ, дак тому враз брызги в очи попали, а пока он жмурился, Константин Володимерович его за бороду и ну палкой охаживать. Уж оное, я чаю, все слыхали, верно?

— Верно, — подтвердил Селезень.

— То-то, — удовлетворенно кивнул Охря.

— А может, он не водяного ею охаживал, — вновь встрял какой-то скептик.

— Тю на тебя, — возмутился Охря. — А кого ж еще-то? В озере-то о ту пору, окромя князя, княгини и водяного, никого и не было. Вот и считай — сам себя не мог, княгиню тоже, и остается кто? — Посрамленный скептик умолк, а чтобы окончательно добить его, Охря, вовремя припомнив, добавил: — Да и потом-то, в шатре!.. Мы ж с Селезнем видали. Стоило князю токмо ее лба коснуться, так она вмиг и уснула. Енто как?! А таперича обернись да подивись, как спать улегся? Так лишь в старину богатыри почивали. Эвон, кулак под главу, и все — ни подстилки под бок, ни шкуры сверху, а ведь поболе нашего нырял-то…

От утренней свежести Константин проснулся чуть свет. Вчерашнее помнилось, но с трудом. То ли он просто настолько ошалел от переживаний, что его воспаленное и чересчур живое воображение сыграло с ним дурную шутку, то ли и впрямь был разговор с водяным…

«Да ну, — отмахнулся он. — Придумаешь тоже — водяной. Хотя… фантазия фантазией, а песенку я ему на всякий случай спою, сидя на бережку. От меня не убудет, хотя и глупо, конечно».

Он привстал, лениво потянулся и охнул, замерев. В грудь словно иголку воткнули — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Так, понятно, все-таки немного простыл, но если дышать не полной грудью, то терпимо, и спохватился, удивленно уставившись на медвежью шкуру, которой был укрыт. То-то ему сверху было тепло. Правда, спина все равно изрядно замерзла.

Константин благодарно улыбнулся, покосившись на шатер, но тут же озабоченно подумал: «А самой-то не холодно?»

Осторожно, чтобы никого не разбудить, он чуть отодвинул полог и остолбенел — Ростиславы внутри не было. В один прыжок он преодолел расстояние до костра, возле которого сидел Селезень — нашли кого поставить на рассвете, — и, схватив его за грудки, хрипло выдохнул:

— Где?..

— Да вон она — у озера уселась! — обиженно завопил тот.

— У озера?! — ахнул Константин. — А почему меня не разбудил? А если она опять того? — И он оглянулся в сторону, куда указывал дружинник.

Ага, вроде все в порядке. Действительно сидит, задумчиво глядя на озеро, причем до воды ей не меньше трех-четырех метров. Волнение схлынуло.

— Я хотел было, да она просила сильно, чтоб не тревожил, — оправдывался дружинник. — Мол, ни к чему оно — и без того вечор умаялся. Вона и шкурой тебя укрыла. Я и подумал, а и впрямь, на кой?

— А приказ мой? — сурово напомнил Константин.

Селезень потупился.

— Уж больно она жалобно просила, — виновато протянул он. — Да и уговорились мы с ней — ближе двух саженей к воде не подходить. Опять же и я за ней все время бдю.

— «Бдю, бдю», — ворчливо передразнил Константин и медленно направился к княгине.

— Зачем? — спросила она, едва тот уселся рядом, и терпеливо повторила: — Зачем старался?

— Все мы когда-нибудь уйдем, — глухо отозвался Константин. Неожиданный вопрос слегка сбил его с нужной мысли, и начал он не совсем так, как хотел: — Неважно, когда уйдем. Важно как. А еще важней — во имя чего. Один — как богатырь в бою с врагом, защищая друзей. Второй — как трус, убегая от этой жизни, потому что боится ее.

— Я не боюсь, — перебила Ростислава. — Мне просто незачем жить. Хотя все одно — благодарствую. Ишь ты, даже водяного не испужался, — слабо улыбнулась она.

— Ты и это знаешь?! — удивленно воскликнул Константин. — А откуда?!

— Видала я кой-что в озере том. Не приведи господь вдругорядь такое узреть. Да и не враз я уснула, застала еще, как вои твои шептались. Мол, и смелый у нас князь, и сильный, и умен — вон, даже нечисть сумел уговорить, чтоб та свою добычу назад возвернула. И не побоялся с самим водяным споры спорить. Не зря его в народе заступником божьим кличут. — Она резко оборвала фразу и повернулась к князю, с интересом всматриваясь в его лицо. — Так ты что, правда из-за какой-то дурной девки сам к водяному полез?

— Правда, — покаянно сознался Константин и виновато улыбнулся, радостно любуясь самым главным — глаза у Ростиславы снова жили. Мертвенная пленка, туманившая вчера ее взор, сегодня бесследно исчезла, растворилась, сгинула, и они сейчас чуточку лучились от искорок, озорными чертиками прыгающими в самой глубине.

— А зачем? — Ее тон посуровел, но глаза предательски выдавали, что это все напускное, а на самом деле настрой у княгини совсем иной.

— Зачем, спрашиваешь, — протянул Константин. — Но ведь должен же быть кто-то рядом, когда человек в беде, верно? И потом… — Он попытался вдохнуть в грудь побольше воздуха, но кто-то невидимый сразу сменил размер втыкаемых в легкие иголок, и он чуть не вскрикнул от боли.