Ну, хоть что-то. Я диктую цифры голосовому помощнику в его телефоне, надеясь, что не ошиблась. Если зелье подливали именно ему, то против объекта своих чувств он пойдёт вряд ли, а вот сдать мой интерес той самой подруге может запросто. С другой стороны, князевские подручные и так половину городских ведьм на уши поставили…
– Только не говорите никому, – прошу на всякий случай. – И ей, – киваю в сторону крематория, – тоже лучше не надо.
Дядя Гриша сумрачно кивает и прячет телефон.
– А ты давай, – говорит, – ищи. Держи, на всякий случай.
Я беру протянутую визитку, а он вдруг ловит мою ладонь обеими руками и просительно заглядывает в глаза.
– Кать… Я понимаю, что детали расследования раскрывать нельзя, секретность, всё такое. Но я хочу знать, что происходит. Хотя бы в общих чертах. Звони, хорошо? И если нужна будет помощь, тоже звони.
Я осторожно киваю и тяну ладонь из его захвата. Он отпускает не сразу, глядит на мою перчатку, сдвигает брови. Я тоже гляжу – на сером кожзаме отчётливо выделяются тёмные, будто обгорелые пятна. Ну Алёна, блин…
– Ты не куришь ли, часом? – вдруг интересуется дядя Гриша. Я поднимаю взгляд, он вымученно улыбается и грозит пальцем. – Смотри, отцу расскажу.
Гошка высовывает нос из сумки и фыркает, и мне тоже хочется фыркать. Времена, когда сосед дядя Гриша мог пожаловаться на моё поведение папе, давным-давно прошли, но на какие-то пару секунд я чувствую себя маленькой девочкой в мире, полном добрых взрослых.
Вот только взрослая теперь я, и жаловаться на поведение чужих дочерей тоже мне.
Коротко рассказываю насчёт пламени на могиле, предположениях Валентины Владимировны и её предложении насчет батюшки или некроманта, что больше нравится.
– Ей там плохо, – добавляю в конце, и он дёргается, словно от зубной боли. – Я почувствовала… В общем, не затягивайте.
Коротко киваю на прощание, обхожу машину и топаю на выход.
– Спасибо, – доносится из-за спины.
Не оборачиваясь, киваю снова. Дверь машины хлопает, заводится мотор, любящий муж отправляется утешать любимую жену, а мне вдруг становится тоскливо до одури. Наверное, просто устала – сначала магия эта, потом Маринина истерика, потом разговоры, а впереди холодный неудобный автобус, к кладбищу самые древние модели ходят, и хорошо, если будет где сесть, а то ведь набьётся полный салон бабок… Не то чтобы я не уважала старость, но как же хочется полчаса до дома ехать сидя, и лучше не в автобусе, а в машине с печкой, и чтобы кто-то выслушивал мои жалобы на этот долбаный день, говорил, что всё будет хорошо, а в особо тяжкие моменты – обнимал и гладил по голове…
Гошка высовывает морду из сумки, тычется носом мне в ладонь. Я спохватываюсь, оглядываюсь и понимаю, что если вотпрямщас не перестану себя жалеть, то на автобус не успею – вон он, подъезжает к остановке. Вероятность ещё полчаса ждать на морозе следующего весьма бодрит, и я бегу по сугробам, на ходу разыскивая в карманах мелочь на проезд.
Я – сильная.
Я – самостоятельная.
Я справлюсь.
Сашка звонит часа через три. Я уже успела принять горячий душ, высушиться, пообедать и устроиться на диване с пледом, чашкой чая, коробкой конфет и твёрдым намерением не вставать до самого вечера. Но на вопросы приходится отвечать, и, как бы уютно мне ни сиделось, дневные впечатления снова пробивают брешь в моём спокойствии. Я честно стараюсь не превращать рассказ в жалобы, но Сашка что-то такое всё равно улавливает.
– Ясно, – говорит он деловито. – Щас приеду. У тебя, кстати, какой размер ноги?
– Тридцать восьмой, а что?..
Но в трубке снова звучит короткое «ясно», а потом короткие гудки. Любопытство оказывается сильнее усталости, и я выбираюсь из-под пледа с намерением поставить для потенциального гостя чайник. И конфеты вроде бы ещё остались…
Однако Сашка к чаепитию не расположен.
– Собирайся, – заявляет он с порога. – Гошку лучше в рюкзак, а чай давай в термос… Есть у тебя термос? Иди, одевайся, я сам заварю.
Я только хлопаю глазами, глядя, как он по-хозяйски швыряет куртку на тумбочку, подхватывает выскочившего навстречу дракона и проходит на кухню, попутно рассуждая, что в любых дружеских отношениях должен быть элемент дружеской же поддержки, а если кто-то хандрит, его надо расшевелить и обеспечить позитивными эмоциями, поэтому мы сейчас поедем…
Куда-куда?!
– Соколов, – говорю, кое-как найдя дар речи, – ты всё-таки охренел. Какой ещё каток?
– Центральный, на площади, – поясняет этот маньяк. – Нет, ну была бы ты парнем, можно было бы потащить тебя в бар, но волочь в бар печальную даму… Короче, не то. А тут Виталька со своей девушкой собрался покататься, и меня за компанию позвал, а Лерка с нами не хочет, но коньки у неё как раз твоего размера…
… Нет, кажется, я совершенно не самостоятельная. Мало того что вот этот тип мною вертит как хочет, так ещё и со стоянием вообще у меня проблемы… Ой, мамочки!