Знак Зевса

Пока Филипп соображал, что означали его слова, халдей кивнул слуге, с которым пришёл в зал. Слуга ушёл и вернулся с живым упитанным гусем. Нектанаб взял птицу в руки и единым движением ножа… отрезал голову; бросил её, окровавленную, в угол, а самого гуся, обезглавленного и истекающего кровью, оставил лежать у стены. Зрители замерли, недоумевая, что же может дальше произойти… А халдей стал смотреть в упор на мёртвого гуся, бормоча какое-то заклинание, щёлкал пальцами… В друг гусь, без головы, поднялся и, неуклюже переваливаясь с лапы на лапу, зашагал к Нектанабу. Отрезанная голова его, брошенная на пол и до этого не подававшая признаков жизни, тоже поднялась и… отправилась гусю навстречу! Зрители замерли от удивления. Наступила необычайная тишина. Когда гусь и голова наконец сошлись и голова вновь приросла к своему месту, гусь радостно встрепенулся, загоготал что есть силы и, распахнув огромные крылья, полетел, увёртываясь от гоготавших не хуже гуся людей! Многие радовались, что с гусем обошлись хорошо, что он жив и здоров.

Филиппу понравилось выступление Нектанаба. Он громко объявил:

– Живи, халдей, у меня во дворце. Назначаю тебе плату, еду и одежду – будешь веселить меня и жену мою.

Нектанаб сдержанно кивнул, пробормотал слова благодарности:

– Спасибо, царь, я буду стараться быть полезным тебе и супруге твоей. – И ушёл, загадочный и мрачный, как и появился.

Гименей

Пелла погрузилась в глубокую ночь, лишь в окружении царского дворца неестественно царил день от зажжённых факелов. Македоняне, отмечавшие перед дворцом свадьбу своего царя, уже предельно пьяные и сытые, всё-таки не расходились – на столах оставалась ещё еда, а в объёмистых кувшинах булькало хмельное вино. В пиршественном зале участников заметно поубавилось – разъехались по домам жёны гостей и те из мужчин, кто не рассчитал своих возможностей в употреблении крепких вин. Некоторым гостям приготовили спальные места в дворцовых помещениях. В первую очередь раскланялись депутации из греческих городов и персы с Мардохаем во главе.

Наиболее стойкие участники пира после небольшого перерыва продолжили застолье, постепенно превращавшееся в весёлую пирушку друзей. В разных концах зала раздавались паройны – застольные песни. Веселились, никто не скучал и собирался так делать бесконечно долгое время. Филипп выпил немало, отвечая чашей на каждый тост или здравицу, не заботясь о своём состоянии, несмотря на предупреждение врача Критобула. Он знал свой организм, устойчивый для пирушек, поэтому не обратил внимания на намёк верного Хабрия, что царю в эту ночь предстояло общение с супругой. А ведь опьянение чрезвычайно вредно для здоровья будущего ребенка! Временами царь поворачивался к Миртале, спрашивая о настроении, вглядываясь сквозь накидку. Она давно устала и притихла, односложно отвечала и делала вид, что ей всё нравится. Терпеливо дожидалась момента, когда ей будет позволено уйти в супружескую спальню, где случится наконец событие, на которое намекала Артемисия – воссоединение супругов…

Наконец, Филипп подозвал Артемисию. Пора! Жрец подсказал царю, что он должен сопроводить молодую жену, а гости пусть продолжают пировать. Филипп встал, да вспомнил, что Антипатр обещал ему какой-то необыкновенный «десерт». Он шепнул Миртале:

– Ты жди в спальне. Я приду позже. – И остался…

* * *

Миртала почувствовала даже облегчение: она побудет одна, успокоится, подготовится к встрече с мужем. Вместе с ней свадьбу покинули остальные женщины, кто ещё оставался. Они окружили девушку, суматошно толкались и мешали друг другу, стараясь по пути дать свой «самый особый» совет по женской части. Шутили настолько откровенно, что лицо у Мирталы заполыхало жаром. Хор девушек, терпеливо ожидавший своего часа, запел нежными голосками свадебные поздравления – эпиталамы

. У дверей супружеской спальни девушки в лёгких полупрозрачных хитонах подхватили гимн Гименею. Затем с чувством исполненного долга сопровождающие Мирталу разошлись.

Невеста осталась в спальне с Артемисией и служанкой, которая освободила её от всей одежды. От страшной усталости ей хотелось кинуться на постель, забыться… Она оглядела помещение. Супружеская спальня представляла собой просторное помещение, где главное место принадлежало огромной кровати – клина, на низких столбиках из тёмного дерева с глубокой рельефной резьбой. Древним видом она напомнила пребывание на ней предыдущих царских супружеских пар. Филипп пожелал сохранить её как символ преемственности, приказал лишь обновить фасад декором из пластин черепахового панциря и серебряных медальонов с изображениями из греческих мифов. В изголовье-эпиклитроне лежали две подушки, валиками. Тонкие льняные покрывала, украшенные коричневой каймой – меандром.