Знак Зевса

Вспоминая сейчас слова финикийской жрицы, Миртала представляла себе Филиппа, как он зайдёт к ней в спальню и… Но на дальнейшее мыслей не хватало. Она оглядела себя, на месте ли талисманы: жрица советовала надеть их в брачную ночь: ожерелье из серебряных бусинок, серьги с легкими обручами-подвесками, ручные и ножные браслеты из кручёной серебряной проволоки, и пояс из тонких серебряных колечек. Они должны помочь ей справиться с любыми проблемами этой ночи…

Артемисия поняла, что ей пора уходить. Ушла, поцеловав воспитанницу в лоб. Оставшись одна, Миртала напряжённо вслушивалась в звуки, доносящиеся за стенами спальни. Филипп не шёл. Тревожное беспокойство каплями начало заполнять душу девушки, вытесняя праздник, который она ощущала с момента, когда переступила порог царского дворца в Пелле.

* * *

В отсвете горящего фитиля лампадария внезапно показалась неясная тень – не со стороны двери, как могло быть, а совершенно ниоткуда…

– Кто здесь? – вскрикнула от страха Миртала, хотя понимала, что здесь никого не должно быть, она находится в безопасности.

– Это я, Нектанаб, госпожа. – Девушка узнала хрипловатый голос халдея. Он появился перед ней, словно призрак. – Я принёс отвар из редких трав, собранных мной в оазисе египетской пустыни, как обещал накануне. Ты дашь его Филиппу, прежде чем он возляжет с тобой.

Халдей держал в руках небольшой сосуд. Миртала вдруг вспомнила сон и предсказание Нектанаба. Она удивилась собственному спокойствию, слушая халдея:

– Госпожа, я тебе говорил, что богу угодно посетить тебя этой ночью, и никто и ничто не помешает исполнению его воли. – Халдей говорил уверенно, будто действительно это были не его слова. – Зевс избрал тебя, и ты понесёшь в своей утробе сына от него. Не страшись судьбы и не беспокойся. Ты дашь Филиппу мой отвар, и он быстро уснёт.

Халдей замолчал, поставил сосуд на стол рядом с десертом и исчез. Словно растворился в полусумраке спальни, оставив Мирталу в смятённом ожидании…

Дафния

Филипп, понимая важность свадебного ритуала и что его ожидает Миртала, на самом деле не предполагал надолго задерживаться в обществе друзей. Ему захотелось лишь глянуть на хорошеньких флейтисток, авлетрид, которых Антипатр припас напоследок. И всё! Тем более, в пиршественном зале остались только близкие друзья, самые выносливые его гости. Хотя вино поглощалось кувшинами, хмель никого не брал, все желали развлечений.

Появились авлетриды – шесть премилых юных созданий. Флейтистки в Греции больше относились к куртизанкам, нежели к музыкальным искусницам. Среди женщин продажной любви они числились элитой, поскольку не отдавались первому встречному за деньги, как обычные куртизанки. Несмотря на то, что проституция считалась по всем временам самым прибыльным ремеслом, авлетриды не торопились заводить любовников, рассчитывали на взаимную любовь. Они как истинные жрицы любви и одновременно люди искусства могли себе позволить создать свой собственный свободный и независимый от мужчин мир, куда не пускали никого из посторонних. Но в эротическом искусстве они преуспевали необыкновенно!

Сладострастными звуками плагиавлосов

и авлосов (подобие свирели) и соблазнительными эротическими танцами авлетриды вызывали непреодолимую похоть у любого мужчины, который их видел и слышал, выпуская на волю самые низменные страсти. Но бывало и так, что на мужских пирушках авлетриды не были расположены к разврату и тогда они действовали сообща с обычными куртизанками: авлетриды возбуждали мужчин своей игрой, а удовлетворять мужские страсти выпадало уже похотливым проституткам, жаждущим заработать.

Авлетриды начали игру на флейтах, мелодичными звуками тревожа мужские сердца. Музыка постепенно забирала воображение хмельных мужчин настолько, что они прекратили трапезничать, охваченные экстазом завораживающих ритмов, и начали петь и танцевать, забыв о благопристойности в присутствии царя. Но самое интересное только начиналось, и упустить его Филипп не пожелал…

Антипатр вдруг поднялся и провозгласил, указав на молоденькую музыкантшу, гибкую, как виноградная лоза, с чёрными озорными глазами и острыми девичьими грудями:

– Вот Дафния. Она фракиянка, одарит своими прелестями того, кто не пожалеет заплатить за неё больше всех! Я объявляю торги!

Услышав призыв к торгу, а македоняне – народ азартный, мужчины немедленно оставили свои ложа и, алчно пожирая глазами Дафнию, сгрудились вокруг, наперебой выкрикивая цену. Начали с десяти оболов – стоимости упитанного барана. Вскоре желания охватили каждого участника настолько, что торги продолжились, и цену вознесли в десять раз больше первоначальной – такую давали за коня! Её дал молодой военачальник Аттал, он прорвался сквозь заграждения конкурентов по торгу и отважился перебить последнюю назначенную сумму тимфайца Андромена, к неудовольствию последнего. Больше, чем Аттал, дать никто не рискнул, после чего Антипатр под смех и дружелюбное улюлюканье присутствующих взял авлетриду за руку и подтолкнул её к торжествующему Атталу.