Артемида была особо почитаемой богиней в Эфесе, среди женских божеств имела то же значение, что ее брат-близнец Аполлон среди мужских. Подобно Аполлону, стрелами она поражала внезапной смертью животных и людей, особенно женщин, если те не выказывали почтения ей. В то же время она была их защитницей, спасительницей. Появление храма в Эфесе было связано с покорением малоазийских греческих городов могущественным лидийским царём Крезом. Это случилось более чем за сто лет до описываемых событий. На этот раз Крез, самый богатый правитель своего времени, пожелал обессмертить своё имя не разорением города, а строительством храма в честь Артемиды. Этот шаг одобрил дельфийский оракул, поскольку на свою затею золота и прочих ценностей царь обещал не жалеть.
Но эфесцы, народ рассудительный, отказались принять щедрое предложение, надумали строить храм своими средствами, коими местные банкиры – трапезиты (денежные менялы) обладали в достатке. Помимо жилища для богини старейшины додумались устроить в храмовом подземелье надёжные сокровищницы – тамии – для хранения заёмных денег и ценностей эфесцев и граждан других государств. Это больше укрепит доверие к трапезитам Эфеса, привлечёт много средств богатых заёмщиков. А если враги-завистники из прочих городов надумают воевать с Эфесом, пусть знают, что им придётся иметь дело ещё и городами-полисами, что хранят свои денежные запасы в храме Артемиды!
Удивительно, но Крез не обиделся на эфесцев, хотя не отступился от замысла получить покровительство самой Артемиды. Он долго соблазнял граждан золотом, и эфесцы наконец уступили. Договорились поделить с царём затраты пополам.
Строить храм наметили на месте развалин древнего святилища, в прежних размерах и на готовых фундаментах. Когда приступили к работам, в земле вокруг обнаружилось немалое число изображений богини Артемиды из дерева, бронзы, а то и более ценных – из слоновой кости и серебра. Пришлось отступиться от предварительного решения, нужно было искать иное место для нового храма. Среди эфесцев нашелся зодчий – Харсифрон, известный возведением подобных храмов на Крите. Так как он был в преклонном возрасте, при нём состоял сын Метаген, тоже зодчий.
Когда Харсифрон показал согражданам свои чертежи, каким видел храм, все восхищались удивительной красотой, строгими формами и оформлением. И тут оказалось, что местный мрамор имел невыразительный серый цвет, к тому же в работе у каменотёсов был хрупкий – выходило много брака. Пришлось его отвергнуть, а другого камня в округе не имелось. Но случилось чудо!
Пастух Пиксодор в какой-то день, как обычно, выгнав общинных овец за стены города, с интересом наблюдал, как два барана выясняли отношения. Бились крепкими лбами, треск стоял в воздухе, и один баран, промахнувшись, с силой ударил рогами о скалу. Посыпались каменные осколки… Пиксодор, заинтересовавшись, поднял кусок и удивился, настолько белым он был. Будто заснеженная вершина божественного Олимпа! Будто неведомая сила заставила пастуха забыть о стаде и, держа в руке камень, побежать в город. При этом он истошно кричал: «Я нашёл! Я нашёл!» Люди, которые его видели, привлечённые необычным его видом, поворачивали за ним вслед, бежали и тоже кричали: «Он нашел! Он нашел!» – хотя толком никто не мог понять, о чём идёт речь…
Когда пастух в окружении галдящей толпы наконец добрался до городской площади, агоры, он, продолжая держать над головой белый камень, рассказал, как было дело. Горожане отослали несколько человек удостовериться, так ли это, и когда всё подтвердилось, с ликованием восприняли хорошую весть: они говорили, что это сама Артемида подала им знак. Пиксодора подняли на руки и так понесли по городу, будто героя-атлета, олимпионика. С тех пор к Пиксадору добавилось новое имя – «Евангел», что означало «Человек, который принёс благую весть». Двух баранов, «героев» дня, «отблагодарили» – принесли в жертву Артемиде: богине достались лакомые кусочки жира и клочок шкуры, а жрецы и прочий люд с аппетитом ели жертвенное мясо на священной трапезе.