Для роженицы загодя готовили две сорочки – для девочки и для мальчика, но, поскольку родился мальчик, его положили на сорочку, приготовленную для девочки – в этом случае ему суждено очаровывать всех женщин, а девочке – много поклонников! Артемисия распорядилась отнести младенца на самую высокую точку дома по лестнице, а потом уже спускаться – чтобы ребёнку сопутствовала удача в жизни. Затем взяла на руки и быстро прошла с ним вокруг очага, приобщая таким образом нового члена семьи к домашнему культу. На головку ребёнка рассыпали зерна пшеницы, ячмень, горох и соль – всё это должно помочь новорождённому заручиться поддержкой духов-покровителей и оградить от злых сил. После обряда «обнесения вокруг очага» ребёнок передавался под покровительство домашних богов.
Сразу отправили гонца в Халкидику, к царю, с доброй вестью. Во дворце тем временем устроили обильное угощение с изрядной выпивкой, выставлялись блюда с песочным печеньем и булками. Ели и пили придворные, слуги и рабы – без исключения, отказаться никто не посмел – дурной знак! Но каждый, кто угощался, оставлял на столе монетку – на покрытие расходов по празднованию рождения царского сына. Так принято у эллинов.
Артемисия, Береника и Гелланика, помогавшие роженице, теперь «очищались от крови»: тщательно мыли себе руки водой, освещённой огнём семейного очага. Прихватив с собой хлеб и сыр, женщины вышли на улицу пред дворцом, где вручили их первой встречной женщине, поскольку родился мальчик. А если бы родилась девочка, тогда – мужчине! От подношения нельзя было отказываться.
По обычаю, в продолжение шести недель после родов следовал очистительный обряд младенца и роженицы, так как они пришли из иного мира, «нечистые». Постель, в которой царица рожала, Береника запретила перестилать, пока ребёнку не исполнится месяц. И малышу до года не будут стричь ногти и волосы – чтобы жизнь не укоротить. По древнему обычаю, царицу три первых дня водили в баню, растирали живот и укладывали младенца между ее ног. Когда она шла в баню, никто не имел права попадаться на глаза – во избежание сглаза. До рождения ребёнка повитуху Беренику тоже приводили во дворец задворками, чтобы роды удались…
Эфес
Безжалостный огонь ещё долго питался остатками того, что раньше назывался храмом Артемиды…
Наутро эфесцы, переполошённые известием, что они лишились своего прекрасного храма, прибежав на место, действительно увидели унылое зрелище. Жилище богини перестало существовать. Лишь беззащитные останки закопчённых колонн в немом укоре взывали к небу…
Потидея
Царь Филипп, не остывший от боя у стен Потидеи, стремительно вошёл под свод походного шатра. За ним дружно ввалились военачальники и гетайры, возбуждённые. Без приглашения они кидались на ложа, кто какое захватил, и тут же с аппетитом начали поедать всё, что было приготовлено на столах – слуги их ожидали. Сразу стало шумно и весело от незатейливых шуточек и задиристых дружеских подковырок мужчин, недавно оторванных от любимого занятия – войны, в пользу не менее увлекательного мероприятия – дружеской попойки. Птолемей, Антипатр, Пердикка, Аттал, Леоннат и прочие – все рядом со своим другом, царём.
Филипп жадно выпил чашу-другую вина, закусил куском холодного мяса. Его примеру последовали другие, без тостов, наскоро – много событий произошло за день! Царь молчал, его беспокоило, почему так долго ничего нет от Пармениона из Иллирии… Подумал: «Как состязалась моя колесница в Олимпии? Пора уже знать!»
Филипп вспомнил о жене: «Родила? Срок вроде подошёл. Сын, только сын мне нужен!» Оракулы предрекали ему сына, наследника престола.
Мысли вернулись к сегодняшнему сражению: «На что надеются потидейцы? Город обложен со всех сторон, день и ночь таран бьёт пролом… Скоро, ох скоро жители этого скверного города поплатятся за своё упорство! Никому пощады не будет!»
Закипала злость на Афины. Македонии очень нужна Потидея! Перешеек в этом месте шириной всего в 5
Филипп не снимал доспехов после возвращения из-под стен Потидеи. Устал. Он пил веселящий напиток Диониса, искрящийся в пламени светильников. Продолжал молчать, не мешая сотрапезникам обмениваться впечатлениями уходящего дня.
В шатер, прервав пиршественный гомон, вошёл воин. Гонец! Вид усталый, доспехи в дорожной пыли. Ещё не отдышавшись, он протянул царю тубу с донесением; не смог скрыть белозубую улыбку. Все смотрели на гонца.
– Твоя победа, царь! Победа! – крикнул он в наступившей тишине.
– Какая победа? Над кем победа? Откуда ты? – вскричал Филипп, с нетерпением отставляя чашу. Схватил тубу, обрывая печати, вытащил свиток.
– Я из Олимпии, царь! Твои кони победили! Ты триумфатор, ты олимпионик!