Знаменитость

Борис, минуту назад дававший ей интервью, совсем не обрадовался неожиданному появлению еще одной знаменитости. Он уже собирался выкинуть нас со своей территории. А тут возникала незапланированная проволочка.

– Дороти! Это же похабный жанр! Это вообще не искусство! Пошлятина всякая, – заявил он. Этот парень все время из себя что-то строил, и, по-моему, явно нарывался.

Но иностранная журналистка моментально утратила к нему всякий интерес. Она уже строила глазки Алеше, настойчиво усаживая тощего и сутулого певца перед микрофоном на то самое место, которое только что занимал мощный хозяин подвала.

– Я прошу вас об интервью!.. – улыбалась девушка, подвигая микрофончик поближе к Алеше.

– Я вас прошу, нет, я вас просто умоляю, сплясать мое последнее танго! – подмигнул в нашу сторону Алеша Козырный, сопровождая слова перебором струн. – Вот дела? На Аргентину это было не похоже… – пропел он, не выпуская из рук гитары, словно это был последний спасательный круг в безнадежной ситуации.

Между тем, Борис, набычившись, направился к Маше Старковой. Он встал прямо перед ней и спросил:

– Я тебе говорил, что между нами все кончено?! И не надо за мной бегать все время!

– Это я-то за тобой бегаю? – опешила Маша. – Вот дела!

Мне все меньше нравилось, как эти типы здесь разговаривали с Машей. А то, что чертов «гуру», видимо, успел побывать в постели этой женщины, неожиданно кольнуло меня злой ревностью. И от того, как они ушли в уголок выяснять отношения, накатившая злость только обострилась.

Между тем, Алеша давал свое первое интервью, причем сразу же – всемирно известному английскому радио. О чем он, похоже, совершенно не задумывался.

– Расскажите о себе? Почему вы поете именно эти песни? И как относятся к вашему творчеству официальные власти и партийные структуры КПСС?

А журналистка оказалась ушлой, не взирая, на неформальный вид, отметил я про себя.

– Я родом из трудного беспризорного детства. Очень рано пришлось начать зарабатывать себе на хлеб. С пяти лет мы со старшей сестренкой пели на вокзалах и пристанях, – начал рассказывать Алеша, наконец, откладывая гитару. – Хорошее было время. Солдатские эшелоны шли через всю страну с запада на восток. Вот так, куются истинно народные певцы. В пятнадцать лет меня приняли в Ленинградскую филармонию. Да, знаете ли – я был там самым молодым артистом, меня считали вундеркиндом…

«Что он плетет?» – подумал я. Смутно представляя себе Алешино прошлое, я все-таки точно знал, что детство у него было вполне благополучное. Даже, кажется, в институт он умудрялся поступить. А уж про филармонию – было и вовсе откровенное вранье…

– А почему вы тогда поете подпольные песни, а не выступаете на эстраде?

– Из-за несчастной любви! – выпучил глаза Алеша. – От меня была без ума звезда советской эстрады Эдита Пьеха. И я, надо сказать, платил ей взаимной любовью. Она почти забеременела от меня! Это трагедия всей моей жизни, – потихоньку входил в раж Алеша. – Голубчик! Посмотри – нет ли у нас, чего-нибудь выпить? – обернулся он к козлобородому.

Тот, как ни странно, полез куда-то в закрома и извлек бутылку водки.

– Не могу вспоминать прошлое без слез, – заявил внимавшей девушке Алеша. – Дело в том, милая Дороти, что у нас в России конец у всякой любви обязательно бывает трагическим…

По ходу интервью Алеша успел зубами сдернуть жестяную крышечку с бутылки. И плеснул водки в стоявшие на столе стаканчики. Себе и корреспондентке. Девушка взяла стакан, чокнулась с Алешей, выпила и поморщилась немного оторопело.

– Так вот, о нашей любви с Пьехой узнал директор филармонии. Похабник и прелюбодей. Ёсиф Моисеевич Шмеерзон его звали. Отвратительный тип! – продолжал сочинять Алеша. – Пьеху отправил на БАМ – непрерывные гастроли в тайге в течение года. А для меня он подстроил удивительную подлость. На большом концерте ко дню милиции мне по его приказу намазали микрофон чесноком. А у меня же аллергия на чеснок!.. Давайте, милая Дороти выпьем, чтобы вы никогда не маялись аллергией!

Юная англичанка попыталась слабо протестовать, но Алеша был непреклонен, и они быстро выпили по второй.

– И вот, представьте – Большой кремлевский дворец… Меня объявляют: «Выступает молодой, но очень талантливый артист Ленинградской филармонии!..». А мой выход был как раз между Леонидом Осиповичем Утесовым и Клавдией Шульженко – чтобы налицо была, так сказать, эстафета поколений. И вот я выхожу, в сияющих лучах рампы. Беру микрофон! И!..

Алеша так увлекся, что на глазах у него выступили слезы, и подрагивали уголки губ. Я поймал себя на том, что тоже начинаю верить в эту историю. Алеша, выдержав трагическую паузу, продолжил: