Знаменитые русские о Флоренции

«Хотя никакого блаженства от пребывания во Флоренции я не испытываю, но прежняя болезненная тоска совершенно прошла. Работа моя пошла, и пошла хорошо, и это совершенно изменило мое нравственное состояние. Нужно во что бы то ни стало написать к весне оперу; спрашивается, отвечает ли окружающая обстановка и мой образ жизни требованиям успешной работы? Отвечаю: вполне. Ничто и никто мне не мешает, по вечерам имею возможность себя рассеивать, гулянье очень удобное – словом, все, что нужно, чтобы безущерба для здоровья напрягать свои силы. Мне совершенно все равно, где находиться, лишь бы работалось хорошо. В России теперь нет у меня подходящего места, да если бы и было Фроловское, все-таки я бы был слишком близко к Москве, да и к Петербургу. Хорошо то, что отдаленность уменьшает мой интерес к московским музыкальным делам, которые я принимаю слишком близко к сердцу. Ну, словом, я не блаженствую во Флоренции, но нашел в ней все, что требовалось для удачной работы…»

В те дни во Флоренции Чайковский старался не пропустить ни одного заметного события: был свидетелем карнавала, открытия памятника Даниэля Манина, пуска первого парового трамвая… Каждый день совершал длительные прогулки: либо вдоль Арно до парка Кашине, либо по хорошо знакомым окрестным холмам на противоположной стороне реки. 18 февраля он писал Модесту:

«Погода до того сегодня божественна, я так был рад найти в Cascine несколько фиалок, что сердце мое растаяло и я воздал хвалу этой чудной стране за ее климат. Конечно, это наслаждение далеко не так сильно, как то, которое дает нам наша северная весна. Все это как будто не вовремя, не как следует, – а все-таки было приятно. Я открыл способ гулять по Cascine так, чтобы быть почти в безусловном одиночестве. Не знаю, окончательно ли наступила весна, но, судя по массе полевых цветов, кажется, что да. Я нашел, между прочим, не в самом Cascine, а около, синий цветочек, появляющийся в Каменке в апреле,

 – тот, что пахнет, как у детей изо рта, – знаешь? Я ужасно ему обрадовался…»

Почти каждый вечер Чайковский посещал местные театры: «Pagliano» на Via del Fosso, «Arena Goldoni» на Via dei Seragli, «Niccolini» (бывшем «Cocomero») на Via Ricassoli. В те дни он вел дневник, где записи о ходе работы над «Пиковой дамой» перемежаются пометками о вечерних прогулках:

«Аида в Паглиано. Подлец дирижер. Подлые хоры. Вообще все no-провинциальному. После 2-го акта ушел»; «Шлялся по кофейням»; «Как всегда шлялся и пьянствовал»; «Гулял без пьянства»; «Pagliano. Почти до конца оставался. Амнерис и Аида – стервы. Упадок пения…»

Из дневника Чайковского мы можем узнать, например, что 23 февраля, в воскресенье, он закончил четвертую картину и начал интермедию:

«Масленица… Сначала трудно удавалось; потом пошло хорошо. Вечером страшно пьянствовал. Попал опять в постылую Аиду, и где только я не шлялся…»

14 марта композитор закончил сцену смерти Германа: