Знаменитые русские о Флоренции

«Что ждет Италию впереди, какую будущность имеет она, обновленная, объединенная, независимая? Ту ли, которую проповедовал Маццини, ту ли, к которой ведет Гарибальди…ну, хоть ту ли, которую осуществлял Кавур?»

Видя печальные, по его мнению, примеры Франции и Италии, выхолостивших республиканско-демократические идеалы, Герцен сомневается «в будущности латинских народов», «в их будущей плодотворности»:

«Им нравится процесс переворотов, но тягостен добытый прогресс. Они любят рваться к нему – не достигая… Итальянская революция была до сих пор боем за независимость. Конечно, если земной шар не даст трещины или комета не пройдет слишком близко и не накалит нашей атмосферы, Италия и в будущем будет Италией, страной синего неба и синего моря, изящных очертаний, прекрасной, симпатической породы людей, людей музыкальных, художников от природы…»

Но то, что Италия из страны клерикально-деспотической сделается страной буржуазно-парламентской, «из дешевой – дорогой, из неудобной – удобной и проч. и проч.», – этого, по мнению Герцена, «мало», и с этим «далеко не уйдешь». Раньше энергетику итальянского народа поддерживала борьба за национальную независимость, за объединение страны. Что готовит будущее?

«Будет ли что Италии сказать и сделать на другой день после занятия Рима?.. Независимость сама по себе ничего не дает, кроме прав совершеннолетия, кроме места между пэрами, кроме признания гражданской способности совершать акты – и только… Я не виню ни большинство, плохо приготовленное, усталое, трусоватое, еще больше не виню массы, так долго оставленные на воспитание клерикалов, я не виню даже правительство; да и как же его винить за ограниченность, за неуменье, за недостаток порыва, поэзии, такта».

Но при таком развитии событий будущая судьба нации незавидна:

«Если Италия вживется в этот порядок, сложится в нем, она его не вынесет безнаказанно. Такого призрачного мира лжи и пустых слов, фраз без содержания трудно переработать народу менее бывалому, чем французы. У Франции всё не в самом деле, но все есть, хоть для вида и показа; она, как старики, впавшие в детство, увлекается игрушками; подчас и догадывается, что ее лошади деревянные, но хочет обманываться. Италия не совладает с этими тенями китайского фонаря, с лунной независимостью, с церковью, презираемой и ненавидимой, за которой ухаживают, как за безумной бабушкой в ожидании ее скорой смерти. Картофельное тесто парламентаризма не даст итальянцу здоровья. Его забьет, сведет сума эта мнимая пища инее самом деле борьба. А другого ничего не готовится. Что же делать? Где выход? Не знаю…»