У меня дрожат руки. В глазах Белкалис столько боли, что она эхом отдается и глубоко внутри меня.
– Белкалис, тебе необязательно…
– Когда они входили в комнату, им давали нож. – Голос Белкалис глух, полон мучения. – С ней можно творить все, что заблагорассудится, на ней заживет – вот что им говорили. На ней заживет. – И тут ее голос все же срывается. – Неважно, что ты сделаешь, как сильно пырнешь ее, затопчешь – все заживет. Будет как новенькая. Даже если перерезать глотку.
Белкалис давится рыданием, и во мне что-то разбивается вдребезги. Все эти месяцы я была полна решимости похоронить собственную боль, доказать себе, что я в порядке, я была сосредоточена лишь на своих проблемах и совсем забыла, что другие девчонки тоже страдают.
– Белкалис… – шепчу я.
Она резким движением хватает завязки своего одеяния и дергает за них.
Я изумленно распахиваю глаза.
– Белкалис, не надо…
– А я хочу, чтоб ты увидела, – настаивает она. – Помнишь те шрамы, давным-давно? Смотри сейчас.
Она стаскивает одежду и поворачивается, подставляет мне спину. Я потрясенно ахаю:
– Их нет!
Теперь ее спина совершенно гладкая. Ну, разумеется. Остаются лишь те, что нанесены до превращения крови.
– Как только меня перестали ранить, насиловать, они пропали. – Белкалис горько улыбается. – И это – самое худшее. Тело исцеляется. Шрамы исчезают. А воспоминания остаются навсегда. Даже когда их забываешь, они таятся внутри и всплывают, когда ты меньше всего этого ждешь.
Я дрожу всем телом.
– Мне жаль, – шепчу я. – Мне так жаль.
Белкалис качает головой.
– Мне не нужна твоя жалость, – говорит она. – Мне нужно, чтобы ты сохранила память о моих шрамах. Чтобы кто-нибудь помнил, что со мной случилось. Чтобы кто-нибудь…
Я бросаюсь к Белкалис и заключаю ее в объятия.
– Я не забуду, – обещаю я. – Никогда не забуду.
Слезы, которые она так долго сдерживала, рвутся наружу громкими, прерывистыми рыданиями.
– Не смей! – плачет Белкалис. – Не смей! Сейчас они, может и нуждаются в нас, потому что мы ценны, притворяются, что принимают нас, что вознаградят… но никогда не смей забывать, что они первым делом с нами сотворили. Если сделали однажды, Дека, то наверняка повторят, какие бы цветистые обещания они ни раздавали.
– Я не забуду, – повторяю я, по моему лицу струятся слезы, но в сердце крепнет решимость. – Я никогда не забуду.
26
Уже вечер, и мы пробираемся через болота на южном краю Хемайры на пути к гнезду смертовизгов. Над нами висит густой туман и туча комаров, что беспрестанно впиваются в лицо. Пиявки делали бы то же самое с ногами, но их, к счастью, спасают крепкие ботинки. Тем не менее это самая изматывающая вылазка из всех, где я участвовала. Теперь, когда вот-вот начнется поход, нас отправляют на более сложную охоту в труднопроходимую местность, где смертовизги так сливаются с окружением, что их почти невозможно заметить, пока не становится слишком поздно.
– Это же просто Адские царства, – бурчит под нос Бритта.
– Самая задница Адских царств, – бормочет Белка-лис свое любимое ругательство в подобных обстоятельствах.
Кейта пожимает плечами.
– Если думаете, что здесь паршиво, это вы еще не бывали в моем фамильном доме в Гар…
Камень вылетает столь стремительно, что Кейта едва успевает увернуться. Я мгновенно соскальзываю в ндоли, и время будто бы замедляется, когда я замечаю, как на болоте стало тихо. Неестественно тихо. Смертовизги уже близко.
Сила хлещет по венам, когда я поднимаю руки и сосредотачиваю ее в них. Воздух вокруг начинает подрагивать, тело повинуется безмолвному приказу.
– Покажитесь, – произношу я.
Раздается шелест тростника, из него выскальзывают смертовизги, отвечая на зов. К моему удивлению, у всех них на голове странные металлические кольца. Я сощуриваюсь, гадая, что же это такое. Один смертовизг кивает на что-то позади меня.
Я рывком встревоженно разворачиваюсь и только тогда понимаю свою ошибку. Это кохлеары, и они защищают смертовизгов от моего голоса. Мы носим такие же под шлемами, чтобы спасаться от их воплей. Я не успеваю жестом заставить чудовищ застыть – мне в лицо, раздробляя челюсть и горло, прилетает камень. Давлюсь и булькаю, из осколков хлещет кровь, но следующий булыжник, еще крупнее, ломает мне руки так, что я не могу ими шевелить. В шоковом состоянии, я холодею, перед глазами все заволакивает чернота. Я не могу даже осознать, как это смертовизги используют камни и кохлеары – они явно подготовились к моему появлению. Я чувствую лишь боль и смятение, а золотая кровь все льется в воду.
– Дека! – Бросившись ко мне, Кейта собственным телом прикрывает меня от шквала камней, которыми нас забрасывают смертовизги.
Из зарослей выбегает больше чудовищ, все с пращами в лапах. Это засада, но я лишь беспомощно булькаю, захлебываясь собственной кровью. Если бы я только могла пошевелить рукой… хотя бы пальцем.
– Отзови их, Дека! – ревет капитан Келечи.
Как человек, отступая с остальными в темноте, он не видит, что произошло со мной.
– Не может, в нее попали! – кричит Кейта в ответ, прижимая меня к себе.