Золотая тень Кадыкчана

Скоро я увидел Томск. Адрес семьи я знал. Мне сообщил его Лёва. Я постучал в двери. Мне открыла Юля. Худенькая, смуглая, с огромными удивлёнными и одновременно печальными глазами; лёгкие морщинки у глаз и выразительно изогнутых губ, лицо обрамлено облаком кудрявых поседевших волос.

Я стоял в дверях и молча смотрел на Юлю. Она смотрела на меня и тоже молчала. Потом медленно начала оседать. Я подхватил её, внёс в квартиру, уложил на диван. Сам не раздевался и не снимал рюкзак. Ждал, когда она очнётся и что скажет. По дрожанию век я понял, что она очнулась, но глаза открывать не спешила. Потом, видно, набравшись мужества, быстро открыла глаза, резко села, спросила:

– Где тебя носило столько лет? Я знала, что ты жив. Мне не надо было об этом сообщать. Я знала.

– Юля, мне уйти?

– Нет. Раздевайся. Пока гостем будешь, а там решим.

Не так я представлял нашу встречу. А чего я ожидал? Я ушёл из дома в тридцать восьмом году. Сейчас на улице был пятьдесят первый. Где меня носило тринадцать лет? Вопрос вполне законный.

Я снял рюкзак. Повесил куртку. Юля встала, подала мне тапочки.

– Умывайся, проходи на кухню. Я наварила борща. Поешь с дороги. А там поговорим.

Юля говорила совершенно спокойно, как будто не было обморока, не было этих тринадцати лет. Вот я пришёл домой с работы. Надо накормить, расспросить, обогреть. Хотя на счёт «обогреть» был большой вопрос.

Я подчинился взятому ею тону. Сейчас я подчинился бы всему. Внешне спокойно я сел за стол, но ложка в руке предательски дрожала. Юля это заметила. Поставила передо мной тарелку с борщом, тарелку с хлебом, маслёнку.

– Мажь хлеб маслом и ешь. Я подожду в комнате.

Когда-то я очень любил Юлины борщи. И сейчас было удивительно вкусно. Я быстро съел тарелку борща и не заметил, как зашла Юля. Передо мной стояла другая тарелка: котлета с картофельным пюре.

Я удивлённо посмотрел на Юлю. Она улыбнулась.

– Сегодня ночью ты приснился мне. И сказал, что очень хочешь моего борща и котлет с картофелем. Сон был настолько убедительным, что я взяла и приготовила. Оказалось, сон в руку.

Я съел второе. Выпил чай. Почувствовал, что отяжелел. Поднялся.

– Спасибо, Юля. Всё очень вкусно.

Я пошёл за Юлей в комнату. Она указала на диван. Сама села в кресло.

– Ты, очевидно, ожидал, что я сразу брошусь тебе на шею? Но я не артистка. Мне не нужна ложь. Я прекрасно понимаю, что за столько лет я не была единственной женщиной в твоей жизни. Ты не присылал вестей. За всё время ко мне приходили от тебя два вестника. Женщина из Москвы, Мария. Она сказала, что ты осуждён как «враг народа» и находишься в лагере на Колыме. Я обрадовалась, что ты жив. Многих расстреляли. Через год пришёл какой-то чукча. Сказал, что ты на Чукотке, с лагеря сбежал. Скрываешься. Я ожидала хоть каких-то вестей. Началась война. Война окончилась. Тебя не было. Мне было очень трудно. Я вышла замуж, но замужество было неудачным. Мы разошлись. С сорок восьмого года я живу с сыном. Вот кратко всё. Теперь ты рассказывай.

– Значит, ты знаешь, что я был в бегах на Чукотке. Началась война. Я ушёл на фронт. Был ранен. Попал в плен. Бежал. В Берлине участвовал в отряде Сопротивления. Выполнял различные поручения нашего разведчика. Война окончилась. Я явился к своим, рассказал о плене. Меня отправили на Колыму спецпереселенцем. Разведчик, с которым я работал в Берлине, погиб. Я решил, что не надо отягощать твою жизнь. Один раз ты уже была женой «врага народа», теперь тебе предстояло быть еще и женой «предателя родины». Я не стал ничего сообщать о себе. Но недавно обстоятельства изменились. Из Берлина в Москву приехал человек, который знал, что я солдат своей родины. Меня реабилитировали и наградили орденом. Я решил вернуться к семье. Безусловно, у меня были женщины. Это большой промежуток времени. Я могу тебе сказать, что это были замечательные женщины. Одна из них вышла замуж, вторая погибла. Третья осталась на Колыме. Отпустила меня к семье. Мы с ней так договаривались. Вот кратко моя жизнь. Я не могу брать на себя всю вину за случившееся. Но я всё равно прошу у тебя прощения. Если скажешь – уйди, я уйду. Если скажешь – останься, я останусь. Где бы я ни был, ты и дети были моей семьёй, я всегда стремился вернуться домой, к вам. А сейчас мы встретились как чужие. Сумеем ли мы это преодолеть? Нужно ли это преодолевать? Решать тебе.

Во время моего рассказа Юля менялась на глазах. Сейчас она сидела на диване вся сжавшаяся, превратилась в комочек, руки крепко сжаты. Из её глаз непрерывным потоком лились слёзы. Мне кажется, она их не чувствовала. Глаза были большими озёрами. Она качалась взад-вперёд, как будто укачивала свою боль.