Золото Джавад-хана

Последние слова переводчика едва не утонули в глухом, угрожающем ропоте, который прокатился по стенам замка. Однако персидский посланник продолжил:

— Разве стоит какое-то золото или драгоценные камни того, чтобы за него отдавать свою жизнь?

Видно было, что обращается Мехмед теперь не только к полковым командирам, но и ко всем тем, кто имеет возможность услышать его, стоя в полной готовности к предстоящему бою:

— Откуда и зачем вы, русские, пришли сюда? У вашего царя недостаточно своей земли? Ему понадобились наши древние кладбища, наши горы и виноградники? Мы все готовы погибнуть во имя Аллаха Всемилостивейшего и для своей родины — а за что умираете вы? За чужие богатства? Одумайтесь!

Юноша-азербайджанец переводил это с такой искренностью и с таким жаром, что майор Котляревский даже обернулся к полковнику — хорошо ли, что речи подобного рода доступны ушам офицеров и нижних чинов? Однако на лицах защитников крепости не угадывалось ни малейшего колебания или страха.

— Вы нам сделали очень почетное предложение! — неожиданно громко и четко прервал неприятельского переводчика Павел Михайлович Карягин. — Передайте наследному принцу, что мы крепко подумаем. И передайте ему еще, что нам нужно время на размышление — как это принято между армиями цивилизованных государств.

Персиянин задумался:

— Сколько времени вы хотите?

— Три дня и три ночи! Вопрос-то как-никак серьезный.

Мехмед выслушал переводчика, посмотрел наверх и кивнул с пониманием:

— Помощи дожидаетесь? Напрасно. Ваши главные силы разбиты и отступили к Тифлису…

— И еще мы хотели бы получать продовольствие в эти три дня! — не дослушав, потребовал Павел Михайлович. — Мясо, хлеб, соль, вино…

— Это невозможно!

— Ну, тогда-то уж мы определенно не станем сдаваться, — развел руками полковник Карягин. — Так прямо и передайте его высочеству наследному принцу!

Посланник Аббас-Мирзы несколько долгих мгновений молчал, изо всех сил пытаясь выглядеть невозмутимым. Затем, не произнеся более ни единого слова, он развернул коня и поскакал прочь от замка. Вслед за храбрым, но безрассудным Мехмедом из рода Каджаров последовала и вся его свита…

7. Шах-Булах

«Нет ничего смешнее, как читать в разных немецких, французских и прочих ведомостях о действиях нашей армии, все ложно, бесчестно и бессовестно написано…»

Михаил Кутузов

С утра пошел десятый день, как персияне обложили замок Шах-Булах.

Десятый день отборные войска Аббас-Мирзы стояли под его стенами.

Десятый день наследный принц чего-то ждал, не продвигаясь далее в российские пределы и ни на шаг не приближая победу в войне против русского императора.

— Опять едут! — показал Мишка пальцем на всадников, только что миновавших передовые позиции неприятеля.

— Да уж точно, пора бы им, — кивнул солдат Гаврила Сидоров без особого интереса.

— Припозднились чего-то…

Ежедневное появление перед крепостью парламентеров стало для ее обитателей таким же привычным, как завывание муэдзинов, окрестные горы, палящее летнее солнце или противные крики ослов, которые в неисчислимом множестве водились в лагере у неприятеля. По большей части, они появлялись с той целью, чтобы выведать хоть какие-то новости о событиях внутри замка. Или же пробовали заводить разговор с караульными, чтобы прельстить их сытой и спокойной службой в армии персидского шаха — но, конечно же, безрезультатно.

Поначалу в осажденную крепость даже доставляли продовольствие. Однако спустя всего несколько дней принц Аббас-Мирза догадался, что подобное показное великодушие с его стороны вовсе не производит на русских ожидаемого впечатления, и только отодвигает на неопределенное время капитуляцию гарнизона. Поэтому поставки мяса и муки были прекращены.

Кормить солдат и офицеров стало нечем. Несколько лошадей — своих и отбитых у персиян — были съедены быстро, закончилась даже пригодная в пищу трава. Наступил голод. Тем же, кто за годы воинской службы успел пристраститься к курению табака, было особенно тяжко — им приходилось сворачивать и набивать в трубки сушеные виноградные листья. Дым от этого зелья раздирал курильщикам гортань, вышибал слезу, а слюна становилась противной и горькой…

«Если Ваше сиятельство, — писал полковник в тайном донесении князю Цицианову, — не поспешите, то отряд может погибнуть не от сдачи, к коей не приступлю до последней капли крови, но от крайности в провианте…»

Достать необходимое довольствие и доложить главнокомандующему о положении в замке вызвался Вани-юзбаши, которого Павел Михайлович Карягин, майор Котляревский, да и все остальные защитники крепости, теперь не называли иначе как «добрый гений отряда», «верный друг» или «наш благодетель».