Получив секретную записку от полковника и тщательно припрятав ее на случай, если бы персияне его захватили, Вани поздней ночью спустился со стены. Он осторожно пролез мимо неприятельских караулов и, рискуя на каждом шагу своей жизнью, добрался в конце концов до родового селения Касапет, отстоявшего примерно в двадцати верстах от замка. В селении жили его отец и брат с семьями, и Вани-юзбаши точно знал, что у них есть запасы хлеба, надежно спрятанные от мародеров. Младшего брата своего по имени Акоп он тотчас же отослал в Елизаветполь с донесением от Карягина, а сам вместе с родными принялся заготавливать продовольствие. Следующей ночью, еще до наступления рассвета в Шах-Булах были благополучно доставлены сорок больших свежеиспеченных хлебов, изрядный запас чеснока и других овощей — полковник Карягин и Котляревский разделили все это между своими людьми, взяв для самих себя порцию, равную с остальными.
Как и следовало ожидать, этот первый удачный опыт побудил Карягина повторить вылазку за провиантом, отрядив с проводником для этой цели поручика Васильева и пятьдесят солдат. Экспедиция вышла из крепости ночью, счастливо пробралась мимо лагеря персов, оставшись ими не замеченной, и уже на достаточном отдалении от персидского лагеря вдруг наткнулась на конный разъезд. Неприятель был истреблен егерями без единого выстрела, только холодным оружием — так, что никому из дозорных не удалось спастись. Русские тотчас же засыпали их кровь землей, а тела убитых стащили в овраг и завалили там камнями и кустарником — исключительно для того, чтобы скрыть направление своего передвижения. К рассвету продовольственная экспедиция была уже в Касапете, затем проследовала в Джермук, откуда начала движение обратно — с мукой, хлебом, с дюжиной голов скота, с вином, фруктами, овощами, с кислым молоком и даже с парой больших котлов для приготовления пищи. Все это солдаты навьючили на быков и наступившей ночью после небольшого и скоротечного боя благополучно прорвались обратно в замок.
Разумеется, после этого неприятелем были усилены караулы, и вылазки за провиантом пришлось прекратить. Тем не менее, находчивость и отвага Вани-юзбаши позволили русским просидеть за крепостными стенами еще неделю — пускай скудно, однако и без какой-то особенной крайности. Помимо этого, Карягин через дружественных армян получил достоверные сведения о расположении и о силах противника и даже личное послание от князя Цицианова, которое во многом определило дальнейшие планы и действия его отряда…
Однако долготерпение принца подходило к концу, и неминуемо приближалась развязка. В результате очередных переговоров был определен окончательный срок, после которого полковнику Карягину надлежало сдать крепость своим победителям — и наступал этот срок завтра утром…
За полторы недели относительного перемирия русский отряд отдохнул и оправился. Свободные от караулов нижние чины ночевали все вместе — под крышей, на старых персидских коврах или же на соломе, покрытой шинелями. Для каждого из офицеров было выделено отдельное помещение в домах, покинутых местными жителями — впрочем, и офицеров-то оставалось так мало, что поредевшими ротами часто командовали подпоручики.
По медицинской части у Мишки Павлова забот стало значительно меньше. Новых обитателей в лазарете не прибавлялось, некоторые умерли, но другие пошли на поправку. Тем не менее, он и красавица Каринэ, как и прежде, все дни и все ночи проводили вдвоем, с постоянной заботой ухаживая за ранеными — меняли им повязки, промывали раны, кормили, поили, стирали белье и выносили нечистоты. Как оказалась, милосердная девушка не избегала никакой, даже самой неблагодарной и грязной работы. Ну, и Мишка стыдился хоть в чем-то отстать от нее, с каждым днем обретая какие-то новые навыки, необходимые для облегчения людских страданий.
К общему сожалению, отошедших в иной мир увечных и раненых теперь хоронить приходилось без батюшки — с тех пор, как во время последнего боя на кладбище был персидскою саблей зарублен отец Василий, обязанности полкового священника исполнять стало некому. Из-за этого многие умирающие солдаты, почувствовав близкий конец, подзывали к себе Мишку Павлова, чтобы рассказать ему о самом сокровенном. Потому что принять исповедь «страха смертного ради» может любой православный.
От отца Василия, можно сказать, в наследство перешел к Павлову мешок со Священным Писанием и немудреной церковной утварью. Все же прочее имущество полкового лазарета составлял теперь походный медицинский саквояж, немного нащипанной корпии и несколько полос материи, которые следовало использовать для перевязок. Лазаретная повозка была разбита и разобрана по доскам на дрова, а мази и порошки, даже самого непонятного назначения, давным-давно закончились.