— Он никому ничего не расскажет! — Девушка неожиданно сделала шаг вперед, словно пытаясь загородить Мишку Павлова от суровой и несправедливой расправы. — Я обещаю, я клянусь! Я прошу вас, прошу вас, пожалуйста, будьте милостивы…
— Ишь ты! — покачал головою майор Котляревский, поначалу весьма удивленный подобной горячностью. Но потом на лице его промелькнуло даже некое подобие улыбки. — Ну, если уж такое дело…
Он перевел взгляд на замершего в полном недоумении Мишку:
— Отвечай-ка, братец, что ты там увидел?
— Там нет ничего, ваше высокоблагородие!
— Да не кричи ты… — поморщился Котляревский. — Ничего, значит, не видел?
При этом он опять посмотрел на Каринэ — которая, в свою очередь, не отводила глаз от Мишки до тех пор, пока тот не сообразил, какого именно ответа от него дожидаются.
— Ничего не видел, ваше высокоблагородие.
— Побожись!
Мишка Павлов перекрестился.
— Ну, то-то же… — майор собственноручно подтянул шнуровку на телеге и тоном, не оставлявшим сомнений в полной серьезности сказанного, предупредил девушку: — Головой за него отвечаешь, красавица. И своей головой, и головою брата!
Потом вновь обернулся к Мишке Павлову и приказал:
— Никому ничего не рассказывать! Вопросов никаких не задавать. На всякий случай, отныне будете постоянно при мне, под присмотром…
Со стороны ворот послышался тревожный голос вестового — полковник срочно вызывал к себе его высокоблагородие майора Котляревского. Майор откликнулся, погрозил на прощание пальцем Мишке и Каринэ, после чего зашагал со двора мимо вытянувшихся во фрунт караульных. Спустя краткое время, он уже стоял перед крепостными воротами и с содроганием сердца рассматривал страшный подарок от неприятеля — окровавленную человеческую голову. Смерть, конечно же, обезобразила черты несчастного, однако и сейчас в нем можно было без труда признать поручика Васильева, которого отряд недосчитался вскоре после вылазки…
Подробности пленения и казни молодого офицера прояснились уже ближе к вечеру, когда с наступлением сумерек в замок вернулся Вани-юзбаши. Он был отправлен полковником с очередным поручением за день до этого — для подробной разведки персидских позиций, а также для выяснения планов и настроения неприятеля. Задача его как лазутчика облегчалась в значительной степени тем, что тридцатитысячное войско наследного принца весьма отдаленно напоминало тогда регулярную армию европейского образца. По существу, оно представляло собой плохо организованную, состоящую из десятков различных племен и народностей вооруженную массу людей — без какой-то особенной формы, без единообразия в знаках различия, без нормального представления о дисциплине, военных артикулах и уставах. Чтобы ни у кого в неприятельском лагере не вызывать подозрений, Вани-юзбаши оказалось достаточно поменьше говорить, носить высокий меховой колпак и постоянно держать на виду дорогой пистолет, кривую персидскую саблю и кинжал.
Большое количество сведений он получил от знакомых армян, оказавшихся, по каким-то причинам, в рядах неприятеля. Однако же многое, самое ценное, смог увидеть и своими собственными глазами. В частности, Вани оказался перед шатром принца именно в тот момент, когда была окончательно решена судьба храброго русского офицера Васильева. Сначала он смог увидеть только поручика, стоявшего на коленях — в мундире, но без головного убора, со связанными за спиной руками. По обе стороны от Васильева в неподвижности замерли рослые воины из полка личной гвардии Аббас-Мирзы. Вани слышал уже, что поручик попался в плен глупо, из-за нелепого случая — на обратном пути, после удачного рейда за провиантом в ночной темноте он отправился вдоль колонны назад, чтобы проверить отставших и поторопить их по мере возможности. Однако в конце концов сбился с широкой тропы, решил сократить путь, упал, ушибся…
Звать кого-то на помощь ему не позволили офицерская честь, гордость и самолюбие, свойственные молодым людям благородного происхождения. Кроме этого, мужественный поручик Васильев вполне обоснованно опасался, что его крики способны привлечь нежелательное внимание вражеских караулов — и тогда под ударом окажется сам исход так удачно организованной вылазки.
Преодолевая боль в ноге, поручик двинулся в том направлении, где, как ему показалось, должен был находиться осажденный замок. И спустя пару сотен шагов напоролся на сонных солдат неприятеля, карауливших дальние подступы к лагерю. Убегать или прятаться было поздно — и некуда.
Васильев первым выхватил пистолет и застрелил одного из противников, однако воспользоваться шпагой уже не успел. Поручика тут же ранили, обезоружили и пленили — а вот о дальнейшей его судьбе который день защитники Шах-Булаха не имели ни малейшего представления.