Золотой лев

Но было уже слишком поздно беспокоиться об этом. Она попала в ловушку своих врагов, и ребенок внутри нее никогда не узнает своего отца. Такова была цена, которую она заплатила за свою глупость, и это вызывало у нее отвращение.

- Послушай, - сказала Энн, отвлекая Юдифь от ее мрачных размышлений. Девушка указывала на маленькую колышущуюся черную массу среди желтой травы на среднем расстоянии к северо-востоку. - ‘А это что такое? - спросила она. - Похоже на птиц. Но они, конечно, слишком большие. - Она прикрывала глаза от солнца, пытаясь разглядеть их.

- Стервятники’ - сказала Юдифь, когда внезапно черная стая разделилась, несколько птиц хлопали крыльями и прыгали, неуклюже удаляясь, открывая вид, который остановил сердце Юдифь. Львы. Энн тоже заметила их, потому что застыла, как и Юдифь, - они оба были рабами инстинкта и страха, которые сжимали их конечности, сушили рты и поднимали волосы на затылках.

Один из зверей повернулся и зарычал на пару птиц, которые имели наглость подкрасться достаточно близко, чтобы клюнуть тушу, и они отпрыгнули, хотя и ненадолго. Юдифь насчитала в прайде пятерых, но знала, что в высокой траве могут лежать и другие невидимые звери.

‘Они слишком заняты, чтобы беспокоиться о нас, - сказала Юдифь, надеясь, что она права. Надеясь, что у убитого - судя по виду, бушбака или меньшего куду – еще осталось достаточно мяса на костях, чтобы занять львов. - "Ешьте хорошо", - подумала она, наблюдая, как звери рвут плоть, тело, казалось, бьется в конвульсиях, а ноги дергаются, как будто оно все еще живо. - Ешьте хорошо, чтобы завтра вы были толстыми и ленивыми, - тихо сказала она им, - и чтобы мы могли отправиться в путь.

Они продолжали двигаться на юго-восток, чтобы дать прайду более широкое место, поднимаясь на некоторое время вверх по склону и тяжело дыша от усилий, почти не потея, потому что они пили так мало воды. Их губы были сухими и разбитыми, а некогда бледная кожа Энн покраснела, обгорела и покрылась волдырями, хотя она и не жаловалась. Какое-то время они шли по краю обрыва, а потом свернули направо, подальше от края, в лес, и на закате пересекли небольшой ручей, из которого наполнили свои фляги, но только после того, как напились до тех пор, пока не стали готовы лопнуть.

‘Мы должны разбить лагерь здесь, Юдифь. - У ручья, - сказала Энн.

‘Нет. - Юдифь покачала головой. - Вот видишь? - Она указала на юг, где ручей расширялся, и импала с дюжиной антилоп суни стояли, лакая воду, и пили с таким же аппетитом, как и женщины. - Леопард и лев, может быть, гепард тоже поймет, что именно сюда приходят эти животные в сумерках. Здесь для нас небезопасно.’

Несмотря на все это, Энн улыбнулась. - ‘В Уэстбери-он-Трайме о таких вещах можно не беспокоиться, - сказала она. - Рыжий кот моей мамы - самое свирепое животное на нашем пути’ - и даже Юдифь рассмеялась.

Когда они разбили лагерь, уже стемнело. Юдифь решила, что на этот раз у них будет костер. Если бы не львы, она никогда бы не рискнула разжечь костер, если бы человек в маске был поблизости. Кроме того, и она, и Энн в последние дни почти столько же времени смотрели назад, сколько и вперед, и ни одна из них не видела никаких признаков того, что за ними следуют мужчины.

С помощью кремня и стали, которые она взяла у мертвого португальского моряка, и используя старое птичье гнездо ткача вместо трута, она уговорила несколько угольков зажечь пламя, но только после того, как вырыла яму в земле, чтобы не было видно самого пламени. Но свечение от него, вероятно, могло бы быть, поэтому она сделала все возможное, чтобы заслонить его мягкими древесными ветвями от кустарника, который был усыпан желто-золотыми цветами. Без лезвия ей пришлось приложить немало усилий, чтобы скрутить и обломать ветки, но оно того стоило. Она сказала себе, что львы и другие звери почуют запах дыма и повернутся к ней хвостом. А если им понадобится использовать мушкет, огонь будет означать, что они смогут быстро зажечь спичку.

- Странно, что даже такой маленький костер может поднять настроение, - сказала Энн с улыбкой на потрескавшихся губах, глядя на пламя. Ночной хор насекомых и бесчисленных других неизвестных существ, казалось, заполнял темноту вокруг них, но слабое пламя было чем-то, за что можно было уцепиться, так что Юдифь была почти уверена, что приняла правильное решение.

Они ели фрукты, которые Юдифь сорвала с огромного баобаба. Она сказала Энн, что это называется обезьяньим хлебом, и пока они ели, она использовала полоски древесной коры в качестве бинтов, чтобы перевязать кровоточащие ноги Энн. Потом, когда Энн заснула, Юдифь сжевала еще несколько листьев кхата, которые она сохранила. Но даже они не могли удержать ее от сна.

До рассвета было еще далеко, когда последние языки пламени замерцали и погасли.

А потом появились гиены.

***