Зов ястреба

Все дома и стены квартала были белыми, под цвет храмов, которых Миссе насчитала с десяток – побольше и поменьше, со скульптурами у входов и цветочными гирляндами на прутьях оград. Белыми были и фонтаны, и уличные беседки. Белым казался негромкий гул голосов – может, из-за обилия храмовых служителей, одетых в свободные балахоны. Люди здесь, казалось, говорили тише и степеннее, чем в других частях Химмельборга. В некоторых беседках читали вслух истории из книги Души, в других – обменивались традиционным угощением, любимыми блюдами ушедших. Какая-то женщина на улице тихо плакала, и храмовая служительница обнимала её и гладила по волосам.

– Как здесь красиво, – прошептала Миссе, и Лери вежливо улыбнулся.

– Вы находите? Я буду рад показать вам свои любимые кварталы Химмельборга, если захотите. Парящий порт, Шагающие сады, дворцовый парк… Они очень красивы. Но я рад, что Храмовый квартал вам по вкусу.

– Наверное, вы правы, – пробормотала Миссе, немного смущённая. – Храмовый квартал, наверное, не самый красивый… Я была в Шагающих садах, и они прекрасны. Я имела в виду, что здесь так спокойно… Тихо.

– Должно быть, после жизни на окраине здесь вам не хватает тишины. Каково это – жить так далеко от Химмельборга? Мне было бы очень интересно узнать.

Она с благодарностью ухватилась за его вопрос, и начала рассказывать.

Он слушал её так внимательно и задавал столько вопросов, что уже очень скоро Миссе забыла о недавней неловкости. Казалось, Лери Селли было интересно всё, каждое её слово – даже когда она говорила о вышивке или цвете мха в лесу у теплиц.

Они зашли в одну из беседок, где люди менялись едой в память об ушедших, и очень скоро Миссе раздала все свои свёртки – остался один. Она повернулась к Лери.

– Пожалуйста, возьмите. Это любимый пирог моего отца – ну, почти…. Мне не удалось достать здесь кислицу.

Лери улыбнулся и покачал головой:

– Я не уверен, что это будет правильно. Я никогда никого не терял, Миссе. Мне нечего дать вам взамен.

Миссе почувствовала, что краснеет, и уткнулась носом в воротник плаща:

– Это необязательно. Если бы не вы… Страшно подумать, что могло бы случиться. Пожалуйста, возьмите.

Он протянул руку, и их пальцы соприкоснулись.

– Спасибо.

Они разделили пирог на скамейке недалеко от невысокого храма Души со статуей Снежной девы у входа, и Лери предложил ей свой платок, чтобы вытереть губы от крошек. На платке было вышито «Л. С.», и Миссе залюбовалась тонкой работой.

– Пожалуйста, оставьте себе. Вы позволите проводить вас до дома?

Лери всё время делал следующий шаг быстрее, чем Миссе успевала испугаться: вот сейчас он вежливо попрощается и уйдёт, и она больше никогда не увидит его – разве что случайно, в толпе, из которой он улыбнётся ей вежливо, как чужой.

Двор храма плыл в море огней, как корабль. Служители в балахонах казались расплывчатыми в опустившемся на город тумане, и, перед тем, как уйти, Лери попросил у них несколько толстых свечей и длинных душистых палочек, чтобы Миссе могла зажечь их. Зажигая огоньки, полагалось думать об ушедшем, но, по правде сказать, в этот раз у неё это не слишком хорошо получалось.

С детства она привыкла скучать по отцу и грустить о нём, потому что скучала и грустила мама, но Миссе давно не помнила ни его лица, ни голоса. И сейчас, от всего сердца пытаясь вспомнить, она слышала голос Лери, видела его лицо.

Рука об руку они дошли до Гнезда. На каждом новом повороте Миссе ждала, что он отстранится, пойдёт рядом с ней, чтобы знакомые не увидели, что он, отпрыск знатного динна, гуляет с девчонкой из Гнезда без роду и племени.

Подумав о себе так, Миссе устыдилась – но ведь фамилия Луми ничего бы не сказала ни Лери, ни любому из его друзей… И ничего с этим нельзя было поделать.

Но он не отстранился, продолжал держать её под руку и дружески болтать с ней до самого Гнезда, а там, поклонившись, поцеловал ей руку, как знатной барышне, и сказал быстрее, чем она успела бы загрустить из-за того, что это необыкновенное приключение окончено:

– Вы позволите увидеть вас ещё? Может быть, завтра?..

Вот так это и случилось. И это было тем удивительнее, что уезжая в Химмельборг, Миссе не помышляла ни о чём подобном. Все эти месяцы в Гнезде она жила на пределе собственных сил – а всё приятное, что у неё было, – вечерние посиделки, приглушённый свет, рассказы о доме, редкое вышивание перед сном – было ценным способом продержаться, выстоять, найти источник сил.

Но с Лери Селли всё было совсем иначе. Каждая их прогулка, каждый разговор не был способом выдержать – нет, это было чистой радостью, радостью такой сильной, что, переживая её, невозможно было даже думать о чём-то другом… О Стуже, об их с Рорри операции, которая – сколько ни прячься от неё в мыслях – должна была быть проведена рано или поздно – о недовольстве Грегора и отчуждённости Сорты.

И поэтому, когда однажды вечером, прощаясь с ней в переулке у торца Гнезда, Лери вдруг приник к её губам долгим нежным поцелуем, Миссе не оттолкнула его.

Его длинные золотые волосы и её – цвета меда – смешались, и воздух вокруг пах дождём и счастьем.