Зов ястреба

Я вспоминала его – таким, каким он являлся мне во снах и вечерней дрёме, – с его мягкой и доброй улыбкой, тихим голосом. Каким бы он был, если бы повзрослел? Стал бы чувствовать себя не на сто двадцать, а на все сто девяносто лет?

Теперь не узнать.

Я вспомнила недавнюю встречу с Унельмом и почувствовала, как кулаки сжимаются от бессильной злости. Почему мне так важно было продолжать ненавидеть его, винить его?

Возможно, потому, что не делай я этого, мне пришлось бы ненавидеть и винить себя одну.

«Опять слышал её». Кого Гасси имел в виду? Госпожу Торре? Что-то не сходилось, уж очень странной была формулировка. Но мы придумали ош так давно – может быть, что-то забылось или исказилось со временем…

Я продвигалась через толщу записей Гасси, где заметки о его маленьких тайных исследованиях чередовались с тем, что ещё сильнее ранило мое сердце.

«Вчера Сорта была грустна. Это от того, что мы снова играли в ястребов, но ей выпало играть кропаря. Сорта так мечтает стать ястребом – потому, что действительно хочет оказаться препаратором – или просто потому, что только ястребы могут по-настоящему улететь отсюда?»

Даже ребёнком Гасси понимал меня куда лучше, чем я сама себя понимала. Повзрослей он – наверное, заканчивал бы за мной не предложения – мысли.

«Когда мы повзрослеем – сумеет ли Сорта быть счастливой здесь, в Ильморе, если окажется, что препаратором ей не быть?»

Я похолодела. Неужели тот безумный, чудовищный эксперимент, что привёл его к гибели, – был из-за меня? Ради меня.

Губам стало мокро – я не заметила, как прикусила нижнюю так сильно, что струйка крови побежала по подбородку.

Была бы я счастлива? Была бы, если бы Гасси остался жив.

Он бы уехал с нами, непременно уехал бы – после математического конкурса или как-то ещё. Такой, как он, полетел бы высоко – выше любого ястреба.

После я долго не могла уснуть – читала, думала, и к утру глаза у меня были красными, как будто в них насыпали песку. Особенно жутко выглядел левый, изменённый.

Стром внимательно осмотрел меня в поезде и нахмурился, как будто я была куском оленины, не оправдавшим ожиданий, но ничего не сказал.

Он заговорил со мной только когда мы вошли в центр – но так и не спросил о красных глазах и помятом виде.

– Ты волнуешься. Не нужно. У тебя есть струд и плащ, у тебя есть копьё и нож, ловушки, пугачи, вода и еда, сер, эликсиры и препараты. У тебя есть всё, чтобы победить и выжить, – сказал он, и если про кого-то другого и можно было подумать «Легко тебе говорить», то про Строма – нет. Он ходил в Стужу и по слою Души, и по слою Мира – и знал, о чём говорит. – Ты уже не раз побеждала. Победишь и теперь. Ормы считаются страшными из-за жуткого вида и величины… Кроме того, они ценны и редки, а ценное и редкое в сознании человека непременно должно быть трудно добыть. Но это не так.

– Как же клыки и когти с палец? И… Крылья?

– И ядовитая слюна. – Он пожал плечами. – У всех снитиров есть слабые места, зная которые, их можно одолеть. Всё, что тебе нужно, – самообладание, а оно у тебя есть, Хальсон. Итак, орм. У него есть крылья. Что ты знаешь о них?

– Крылья помогают им планировать с высоты, и во время их собственной охоты это даёт им элемент неожиданности.

– Верно. Но у тебя буду я – а значит, никакого эффекта неожиданности. Душа орма подолгу сидит в теле, но я выманю её и отвлеку – а дальше дело за тобой. Ты отвлечёшь тело, чтобы у меня было достаточно времени поймать её и убить. Напомни, как отвлечь его, не убить и не умереть самой?

– У многих снитиров есть слепые зоны. У орма почти все зоны – слепые.

– Верно. Слеп как крот – видит только контуры и тени.

– Кроме того, он агрессивен и легко выходит из себя, и тогда обоняние и слух ему не помогут.

– Так и есть. Раздразни его – и дальше делай с ним что хочешь, кружи вокруг, наноси удары время от времени. Струд скроет тебя от него. Главное, не подходи слишком близко. У тебя есть рогатка, есть дрот, есть праща. Ты полгода училась – а значит, всё это тебя не подведет. Или хочешь поучиться ещё?

– Нет. Я готова.

Он никогда не переспрашивал. Из-за этого мне казалось, что Эрик Стром никогда во мне не сомневается.

После осмотра кропарями мы разошлись в разные стороны – иногда Стром сам вкалывал мне эликсиры, но не в этот раз. Возможно, он всё же злился из-за того, что я не выспалась – но виду так и не подал.

Меня впустили в Стужу через выход у восьмой отметки – в лицо ударил ледяной ветер, и живот подобрался, как перед ударом. Казалось, что сегодня здесь даже холоднее обычного – может, из-за нехватки сна.