— Кирилл, замёрз? Тебя же ж, поди, супруга обождалась? Ступай домой.
Василий зашёл вместе с супругами в караульную избу, скинул тяжёлый тулуп, опустился на скамью и жестом приказал Денису сесть рядом. Он пребывал в полном недоумении и беспокойстве.
— Денис! Чего же ж Роману Фёдоровичу от тебя понадобилось?
— Откель мне знать?
— Чай, кто ему донёс, что мы за мёдом ездили? — опасливо пробормотал Василий.
— Он разве запрещает стрельцам торговать?
— Нет. О чём же ж он с тобой гутарить решил. Неужто о черкасах запорожских?
— С чего бы?
— Тогда о чём же ж?
Денис пожал плечами: у него не было даже догадок касательно того, о чём с ним захотел поговорить воевода. Варвара, сочувственно улыбаясь ему, вытащила из печи чугунок со вчерашней кашей.
— Ешьте, мужики! Утро вечера мудреней.
-
[1]Великий пост
в 1637 году начинался 20 февраля по старому стилю (2 марта по новому).[2]День Василий Капельника
в 1637 году — 28 февраля по старому стилю (10 марта по новому).[3]Тутан
(старомокш.) — молодой лес. Деревня Тутан сейчас — село Татаново.[4]Тургуляй
(мокш.) — «речка, где набухает (зерно)». Так назывался ручеёк, впадающий в Цну. Видимо, в этих местах варили пиво. Сейчас там располагается посёлок Трегуляй.[5]Перккз
(старомокш.) — звериное место.[6] Я к тебе пришла,
Хранительница воды Ведь-ава!
Словно серебро ты бежишь,
Словно золото течёшь.
Узнай болезни Толги,
Здоровье ей укрепи…
[7]Ярхцак!
(мокш.) — кушай.Глава 38. Съезжая изба
Молодая чета проснулась в полночь и бодрствовала до зари. Варвара с мужем не могли уснуть сначала от волнения, а затем, когда стала наваливаться на них дрёма, принялись толкать друг друга. Оба боялись, что Денис проспит рассвет и тем навлечёт на себя гнев воеводы.
Когда восточная сторона неба чуть просветлела, и над чёрными зубьями острога засверкала Волчья звезда, Денис помолился, похлебал щи, надел свой линялый кафтан и обнял жену.
— Бог весть, Толганя, что меня ждёт. Молись за меня своим богам.
— Не трясись! — принялась успокаивать его Варвара. — Ежели воевода решил бы тебя наказать, не позвал бы он тебя на разговор.
Денис поцеловал её, вышел в предутреннюю морозную мглу и зашагал в сторону башни Московских ворот. Когда он вошёл в тамбовский детинец, уже занялась заря и в слободе хрипло закричали петухи. Ждать Боборыкина не пришлось: он с рассвета работал в своей канцелярии.
В съезжей избе было жарко натоплено, и Роман Фёдорович одет был легко, почти по-домашнему. Шёлковую рубаху, расшитую языческими обережными знаками, стягивал парчовый кушак. На прямых плечах висел распахнутый польский кунтуш, подбитый соболиным мехом. Справа от воеводы сидел подьячий, а слева стоял верзила в холщовом фартуке. «Кат», — понял Денис, и сердце у него мелко забилось.
Бывший кузнец приложил правую руку к груди и отвесил Боборыкину земной поклон.
— Кто ж ты на самом деле? — спросил воевода.
— Денис Марков сын. Кузнец, родом из Рясска. Я всё уже рассказал пятидесятнику.
— Нет, не всё. Простой кузнец ты, значит? — ухмыльнулся Боборыкин.
Денис опасливо взглянул на заплечных дел мастера, который недвижно стоял в углу, и решил не говорить как на духу.
— Оружейник я, — ответил он. — Меня ценили и в Рясске, и в Пронске, и в Козлове. Умею даже булат ковать, но из готовых слитков.
— Пошто ж ты Василию всё это не сказал? Зачем утаил?
— Боялся, меня в служилые не запишут…
— Как Быков тебя не записывал, да?
— Отказал он мне, вот и бежал я из Козлова. Сюда, в Тонбов.
— Отчего же он тебя не записал?
— Не хотел оружейника на войне потерять. Говорил, я Козлову зело нужен.
— В Тонбове всё так же, Дениска. Хороший оружейник ценнее стрельца, даже десятника.
«Неужто прогонит со службы?» — испугался Денис. Боборыкин заметил страх на его лице и задушевно промолвил:
— Не бойся. Раз уж тебя записали в служилые, выгонять не станем. Торгуй пока мёдом, ходи в дозоры… но ежели потребуешься как кузнец, поработаешь.
— Благодарю, батюшка воевода, — поклонился ему Денис.
— А пошто ты людей Быкова убил? — вдруг спросил Роман Фёдорович.
Вопрос подкосил Дениса, как удар кувалдой по ногам. У него закружилась голова, он побледнел и застыл в оторопи.
— Это они на нас напали, — чуть оправившись, с мольбой в голосе ответил он. — Мы, вольные люди, ремесленники, ехали из Козлова в Тонбов. Люди Быкова догнали нас и стали угрожать расправой. Хотели насилие учинить над моей супругой Варварой, а меня избить до полусмерти.
— Это они умеют! — с усмешкой покачал головой Боборыкин. — Вы, значит, дрались против четырёх служилых и всех убили? Сколько ж вас было?
Денис молчал, боясь даже произнести междометие.
— Мои стрельцы наткнулись на шесть мертвецов, — продолжил Роман Фёдорович. — Четырёх служилых и двух слобожан. Вас, значит, было трое?
— И ещё супруга моя.
— Вы с ней убежали в лес? Так?
— Всё так, батюшка-воевода, — кивнул Денис.
— Как же два ремесленника смогли с четырьмя служилыми справиться?
— Не ведаю, батюшка-воевода.
— А кто со второй погоней разделался? Их ведь так и не нашли. Никого!