[1]Кудазор (покштя)
— глава дома (семейства). Кудазор-ава (покштява) — его жена.[2]Очищение срубов
проводилось мордвой в первых числах июня, незадолго до Троицы.[3]Веленьпрявт
(эрз.) — сельский староста у эрзян. То же, что инь-атя или велень пряфту мокшан.[4]Тундонь ильтемо
(эрз.), Тундань ильхтяма (мокш.) — карнавал «Проводы весны». Проводился через неделю после Святой Троицы.[5]Пеплопритягателями
на Руси называли турмалины. Ювелир предложил заменить ими сапфиры.[6]Пизем-озкс
(мокш), пиземе-озкс (эрз.) — моление о дожде. Проходило в июле у родника, реки или озера. На этот праздник в древности иногда приносились человеческие жертвы Ведь-аве.Глава 40. По щучьему хотению
За юной жертвой Тихон отправился через день. Напёк с вечера сладостей, положил их в котомку, выспался, а утром пришпорил коня и отправился на поиски ребёнка. Мечты о белокурой красавице настолько помутили разум у парня, что он ни разу не задумался, чем для него может обернуться убийство маленькой девочки. Ведь он, крещёный человек, мостил себе дорогу прямо в Ад.
Он стал думать, где найти беспризорного ребёнка и чем его приманить.
За две недели Тихон проехал немало пожарищ и заброшенных деревень, но удача ему не улыбалась. Люди давно покинули эти селения, и там не было никого, кроме крыс, шныряющих по погребам и домам, да лисиц и одичавших кошек, которые охотились на этих грызунов.
Наконец Тихон наткнулся на деревню, которая сгорела совсем недавно. Дня два или три назад, едва ли больше. Ветер там ещё не разметал седой пепел, который покрывал дорожки и листья растущей в огородах репы. Стаи крыс и лисы ещё не собрались на пиршество, и лица у убитых людей не были обглоданными.
Среди обугленных брёвен одного из домов Тихон услышал шорох и лепетание человеческого существа. Он подошёл ближе и не поверил своей удаче. К нему вышла девочка лет семи или восьми, рыженькая, отощавшая, вся перепачканная сажей.
Она не испугалась случайного человека. Может быть, уже отбоялась. Тихон вынул из котомки сладкий пирожок, и она подошла к нему…
Девочка жадно вцепилась в пирожок и, пока его не съела, не издавала никаких звуков, кроме чавканья.
Наевшись, она еле слышно прошептала:
Только теперь у Тихона защемило сердце, и он спросил себя:
Околь робко кивнула. Тихон посадил её на коня перед собой и поскакал в Вельдеманово.
Ночь они ехали в прохладе, а вот утром начался ад. Такого гнетущего зноя Тихон не помнил. Конь под ним мелко дрожал, беспричинно ржал и тяжело дышал. Парню казалось, что жеребец вот-вот упадёт, и изо рта у него пойдёт пена.
К счастью, беды не случилось. Добравшись до Гремячего ручья, Тихон напоил и искупал коня, а затем и сам решил поплавать. Девочка тоже разделась, бросилась в холодную воду вслед за ним, и он стал отмывать её трепещущее тело от сажи.
Купались они, пока не замёрзли в ключевой воде. Когда они вышли из неё, жара уже казалась им приятной, а путь до дома — лёгким.
Однако готовить горячую еду Тихон не захотел. Он спустился в погреб за солёной свининой и овощами, размочил в воде сухари, зачерпнул в сенях прокисшего квас и посадил за стол Околь.