Зов Оз-моры

Девочка начала жадно уплетать всё, что было на столе, а наевшись, сразу же побежала к кершпялю и там уснула.

Ни вечером, ни ночью Тихон так и не приготовил ни жаркое, ни кашу: зной не унялся даже под утро, когда обычно бывает прохладно. «Не буду себя мучить после дороги, — решил он. — Денёк-другой поедим всухомятку, а потом, глядишь, и погода изменится».

Однако ослабления зноя он так и не дождался. Ни на следующую ночь, ни через неделю.

Каждый новый день становился суше и жарче предыдущего. Даже старики в Вельдеманове не помнили такого долгого и такого убийственного пекла. Земля на полях покрывалась коркой и растрескивалась, растения вяли и сохли, а пчёлы выползали из бортей вовсе не для того, чтобы собирать мёд. Куда и зачем им было лететь, если в цветах высох нектар? Под вечер они, цепляясь друг за друга, гроздями висли на деревьях, а в дуплах умирали от голода их личинки. Гремячий ручей обмелел, вода в нём зацвела и стала склизкой на ощупь. Он уже не мог спасти людей от небывалой жары.

По три раза в неделю вельдемановцы устраивали моления в честь Ведь-авы, приносили ей в жертву овец и барашков, но она этого словно не замечала. А без участия Девы воды ничем не могли помочь людям ни Норов-ава, богиня полей, ни Мекше-ава, богиня пчёл.

— Сжалься над крестьянами, Марё! — просил свою жену Мина. — Село же гибнет. Пошли ему дождь!

— Отстань! Не твоего ума это дело, — грубо отвечала ему Ведь-ава.

Скоро Марё и вовсе перестала пускать мужа в свою комнату. Она занималась с маленьким Никитой и, казалось, даже не думала об односельчанах. Она ждала, когда Тихон поговорит с отцом Афанасием, но тот медлил: он уже успел привязаться к маленькой Околь.

Весь мир, казалось, плавился от жары. У стариков болели ноги. Даже трава по-осеннему пожелтела, хотя на дворе стоял ещё июль.

Наконец, Тихон решился и отправился в церковь.

— Оз-атя Учват! — обратился он к отцу Афанасию. — Житья нет от этого зноя. Если так и дальше пойдёт, весь урожай в полях пропадёт, пчёлы в бортях погибнут, рыба в Гремячем ручье задохнётся. Голодать зимой будем. Надо бы принести Ведь-аве жертву.

— Сколько ж можно! Мы на её имя уже дюжину баранов закололи.

— Нужно бы ещё человечка пожертвовать, — робко сказал Тихон.

— Уж не тебя ли? Пожертвуешь собой во благо села?

— Девочка есть. Сирота лет семи. Я её в соседнем горелом селе подобрал. У себя поселил. Спасти хотел, но если всему селу грозит большое горе…

— Хочешь отдать её на съедение Ведь-аве? — удивился Учват. — Неужто рука поднимется?

— Разве у нас есть выход? Если не принесём жертву, Ведь-ава и дальше будет нас засухой мучить. Не отступится она, голодом нас заморит.

— И то правда, — кивнул святой отец. — Подумать над этим надо. Приходи через три дня, потолкуем ещё раз.

Батюшка понадеялся на авось, решил, беда устранится сама собой: должна же когда-нибудь жара ослабнуть. Но нет, зной только креп, и на засыхающие поля не выпало ни капельки дождя.

Тихон вновь отправился в Божий храм.

— Кто ж тебя надоумил принести в жертву Ведь-аве маленькую девочку? — поинтересовался отец Афанасий.

— Марё, — ответил парень.

— Так я и думал. Любовь зла, Тиша! Слаб ты перед ней, ох, слаб! Что эта тварь ни попросит, всё выполняешь. Сначала своё хозяйство продал, чтоб купить ей драгоценные серьги. Теперь вот ребёнка убить хочешь. Даже Ада не боишься, только б Машеньку заполучить.

— Не боюсь Ада, святой отец. За одну ночь с ней готов душу погубить, — сказал Тихон.

— Она тебе не рассказывала, как грешник может Ада избежать? Без покаяния…

— Это разве возможно? — поразился парень.