Зов Оз-моры

Денис начал рассматривать летнее платье и не нашёл в нём изъяна. Новое. Сшито старательно. Бирюзовое с воротом цвета морёного дуба. Толгане такое к лицу: подчеркнёт белизну кожи. Вестимо, не шёлк, а киндяк[9]… но за такую цену…

Он ещё раз сурово посмотрел на Нежку, отсчитал ей серебро и вышел вместе с женой из лавки.

-

[1]Дьячная изба — обиходное название Приказной палаты. В первой половине XVII века она располагалась возле Входоиерусалимской церкви, недалеко от Софийского собора.

[2]Московское сидение — осада Москвы поляками в 1618 году.

[3]Лисовчики — отряды польских шляхтичей под командованием Александра Юзефа Лисовского.

[4]Червчатые — малиново-красные.

[5]Распашница

— женское летнее платье с широкими рукавами. Застёгивалось на пуговицы.

[6]Корыстовный — в данном случае «уважаемый, влиятельный».

[7]Велесо — хорошо.

[8]Жадобный мой — «родненький мой», фамильярное обращение.

[9]Киндяк — хлопчатобумажная ткань.

Глава 44. Собиратель фибул

Заканчивался Великий пост. За два дня до Воскресения Христова у Варвары начались месячные. Почувствовав их первые признаки, она вытащила из сундука сухой сфагновый мох и кусок льняной ткани, сделала прокладку…

— Краски пошли? — спросил Денис.

— Сам видишь: я так и не зачала… — вздохнула она.

— Пост закончится — разговеемся, натешимся. Вот и зачнёшь.

— Нет, Денясь! — покачала головой она. — Что-то со мной не так…

В день Святой Пасхи[1] на улицах Новгорода разлилось половодье коробейников с варёными яйцами — и бежевыми от природы, и крашеными, и покрытыми узорами. По улицам ходили горожане с красными после разговения лицами и с возгласами «Христос воскресе!» целовали друг друга, не глядя на чины, титулы и возраст. К узникам в городской тюрьме выстроилась очередь с гостинцами.

Супруги причащались, как и положено, на Светлой седьмице. Денис не признался священнику, что женат на язычнице, а Варвара, смиренно подставив голову под епитрахиль, ни словом не обмолвилась о том, что не так давно принесла в жертву владычице воды человека и ягнят. Просто сказала: «Грешила по собственной воле. Виновна я перед лицом Господа. Раскаиваюсь во всём, что совершила, и уповаю на Его милость. Впредь обещаю блюстись. Святой отец! Прошу тебя, как имеющего от Бога власть отпускать грехи исповедующимся, простить меня и разрешить от грехов». Со вздохом облегчения она вышла из церкви и зашагала домой, ни разу не обернувшись и не перекрестившись.

Пасхальную ночь Денис и Варвара провели в Святой Софии. Не чтобы снискать благодать Господню, а из любопытства. Они понимали, что им, возможно, больше никогда не доведётся встретить Христово Воскресение в каменном пятикупольном храме с золотым шлемом. Не надеялись, что такое же чудо когда-нибудь построит Боборыкин в Тонбове[2].

Теснота и давка в Святой Софии была такая, что хрустели рёбра, однако супруги простояли там до утра. Вернувшись в заезжий дом, они рухнули на перину и уснули без задних ног.

Через неделю Михаил с Денисом вновь отправились в дьячную избу. Варвара, как только они отъехали, тут же юркнула в лавку к Нежке, и та отвела её к собирателю, благо идти было шагов сто.

Лавка была закрыта. Нежка прошла через чёрный вход и шепнула Глебу Завидовичу:

— Привела я ту девицу с золотой сустугой. Не христианка она, но в каких богов верует, не могу отолковать. Точно не в наших.

— Поглядим, — ответил купец. — Веди её сюда.

Нежка открыла магазинчик и пригласила Варвару. Та обомлела, посмотрев на прилавок. Такого обилия золотых и серебряных украшений она не видела даже во снах.

— Глеб Завидович был напереж золотых дел мастером, — шепнула ей Нежка. — Очень проворым, истинным кудесником. Страсть сколько денег накопил. Потом состарился, зоркость утерял. Сегошни торговлей занимается.

Скоро к ним вышел и сам хозяин ювелирной лавки — белобрысый, полноватый, жидкобородый, немножко женственный. Он прищурился, поглядев на Варвару.

— Ты Толга?

— Ну, я, — ответила она и показала Глебу Завидовичу сюльгам.

— Добрая сустуга, — заключил он, вертя Варварино украшение. — Ни разу не видел таких, с утиными лапками. Сколько за неё хочешь?

— Десять рублей, — с ходу сказала Варвара.

— Эк хватила! — улыбнулся ей хозяин лавки. — За два возьму. Идёт?

— Покажи свои застёжки. Может, обменяю на какую-нибудь.

— Свои не продаю и не меняю, — ответил Глеб Завидович. — Но посмотреть дам.

Он принёс ларец, в котором лежали фибулы. Новгородские, скандинавские, венецианские… Бронзовые, железные, серебряные, золотые… Похожие на подкову, на гривну, на кольцо, на круглый щит…

Варварин взгляд зацепился за одного застёжку, похожую на подкову. Оба конца дуги, скрученной из проволоки, заканчивались отлитыми из серебра мордами отвратительного существа. В нём было что-то и от змеи, и от хищной птицы, и от оскалившегося волка или медведя…

— Кто это? — ахнула она.

— Ты ничего не слышала о Ящере Коркоделе? — удивился Глеб Завидович. — О князе Волхова, властелине подводного мира?

— Я не новгородка, — робко ответила Варвара.