— Беглых свейских ратников, батюшка-воевода, — скромно ответил Денис. — Тягунов. Там не только свеи были, но и чухонцы, и даже русские…
— Ну, и что? Выходит, три татарина ты угомонил при обороне Тонбова. Потом двух ногайцев в мордовской деревне и шестерых свеев под Новгородом. Наконец, в Бельском городке двух степняков. Тринадцать врагов угомонил! Да ещё с моим поручением справился! Не краснеть мне теперь перед княгиней Хованской: все три деревни вы с Михалкой отыскали. Обещал я тебе награду, и вот получай. Мне весной мордва из низовьев Челновой пожаловалась на грабёж и разбой. Мёд там казаки воруют. Начальник твой, Василий Ильин сын, говорит, что тебе ведомы те места.
— Ведомы, — кивнул Денис. — Я там почти что полгода прожил.
— Мы разобрались, кто разграбил борти близ Вирь-ати, — продолжил Роман Фёдорович. — Изловили тех казаков и наказали примерно. Государь велел их нещадно бить батогами, а потом снял шацкие казачьи сторожи к северу от Челновой. Приказал он мне построить там острожек. Ваську пошлю туда начальствовать. Тебя же испомещу Вирь-атей.
— Вирь-атя будет моей? — поразился Денис.
— Да. Следи там за порядком. Смотри, чтоб крестьяне тягло тянули, защищай их от грабителей и от татар. Найди там двух мужиков покрепче, научи их саблей махать и стрелять из пищали. Доспехи поскорее справь и себе, и им. С Васькой связь не теряй: ежели что случится, проси у него подмогу. Живи в своём поместье, но как свистну идти в поход — немедля садись на коня и гони к съезжей избе с двумя ратниками. И вот ещё чего царь требует. Все мужики и бабы в той деревне должны быть крещены. Как можно скорее. Храм воздвигнешь силами крестьян. Попа где-нибудь найди. Справишься? — с усмешкой спросил Боборыкин.
— Справлюсь, батюшка воевода!
— Тогда пиши в Разрядный приказ челобитную о поверстании в сыны боярские[5]. Проси двести четей поместного оклада[6] и десять рублей денежного жалования. Дадут тебе, ясно, меньше… но тут скромничать не надо. За спрос не бьют в нос.
— Благодарю, батюшка-воевода!
— Подожди радоваться. Надел вроде и хороший, но пашни там мало. Лес да болотина! Доход будет крохотным… а спросят с тебя в полном размере. Выкручивайся!
«Доспехи дорого стоят, но я могу их не покупать. Сам ведь ковать умею, да и Валгая подпрягу… а руды болотной в тех краях сколько хошь. Потяну!» — решил Денис.
— Выкручусь, батюшка-воевода! — веско ответил он.
— Ну, тогда добро. Подписывай челобитную. Она, как и в прошлый раз, составлена уже.
Денис подписал бумагу, поклонился до земли Боборыкину и вышел из съезжей избы.
Пока Денис дошёл до дома, вся его радость улетела далеко-далеко призрачной птицей. Сбылась его давняя мечта: и он сам, и пока не рождённые дети его станут теперь служилыми по отечеству. С поместьем, с работниками. Однако чем больше он думал об этом, тем тяжелее становилось у него на душе.
В караульную избу Денис вернулся в полной растерянности.
— Испоместили нас с тобой, голубка моя, — сказал он жене с порога. — Вирь-атя наша теперь.
— Лучше б серебра дали, — тяжело вздохнула Варвара.
— Верно вздыхаешь, Толганя! Наказов целый воз. И деревню защищай, и тягло с крестьян тряси, и церковь построй, и доспехи с оружием справь — себе и двум ратникам. Ещё окстить всех надо… С людьми тебе гутарить придётся. Ты ж мокшанка, не я… Справимся?
— Разве что Ведь-ава поможет…
-
[1] Примерно через полчаса: скорость зимородка в полёте — примерно 80 километров в час.
[2]Переймы схватывают
— старое тамбовское выражение. То же, что «шарики за ролики зашли».[3]«Кона шкайсь начфты, ся шкайсь косьфты»
(мокш.) — Какой бог намочит, тот и высушит.[4]Сорока
— женский головной убор. На Тамбовщине его носили и русские, и мокшане.[5] Напомню, что городовые сыны боярские — это низшая ступень феодальной иерархии. Наделы у них были меньше, чем у дворян, а доспехи и оружие хуже. В дальние походы их брали реже.
[6]200 четей
— 110 га. Средний поместный оклад недавно повёрстанных сынов боярских.Глава 50. Храм на крови (эпилог)
Варвара ловко спешилась возле дома Офтая. На ней была дорожная одежда — короткий холщовый панар, скреплённый золотым сюльгамом, шушпан из отделанной красной шерстью поскони, маленькая панга в виде чепца и штаны-понкст.
По русской крепости она, конечно, никогда так не ходила, предпочитая голубой с серебристой вышивкой сарафан либо распашной бирюзовый летник, мягкие жёлтые сапожки из хоза и убрус, сороку или кокошник, отделанный речным жемчугом. А вот в поместье она всегда одевалась по-мокшански, старалась держаться скромно и не возносилась над крестьянами, избегала без надобности навязывать им свою волю, обычно говоря: