Зов Оз-моры

— По-вашему, да. Готовлю Толгу себе на смену.

— Выходит, напрасно я звал сюда Дениса? — разочарованно вздохнул Поротая Ноздря.

— Выходит, зря звал, — кивнула Инжаня.

Ближе к полуночи Варвара отнесла Валгаю кружку пива и миску каши, чтобы тот перекусил, и быстро вернулась. Затем Василий взял в кабаке хлебного вина, и все просидели в харчевне всю ночь.

Отправились домой, когда начало светать. Утро было ясным и свежим, но после восхода солнца быстро потеплело. В пожухлой траве застрекотали кузнечики.

Правил лошадью по-прежнему Валгай. До устья Челновой путники ехали не останавливаясь. Лишь возле дома Шиндяя Инжаня спрыгнула с телеги и позвала хозяина. Обрадованный рыбак немедленно выскочил из дома.

— Зови к себе, — сказала она.

Шиндяй пригласил всех в избу, взял в сенях полведра сосновых шишек и пошёл ставить самовар.

— Ну вот, — умиротворённо вздохнула Инжаня. — Отдохнём здесь, и в путь.

— В путь? — удивилась Варвара. — Этот Шиндяй с тебя глаз не сводит. Влюблённо смотрит, нежно…

— Старый мой полюбовник! — ухмыльнулась Инжаня. — Как заезжала сюда, всегда у него оставалась на ночку.

— Неужто сейчас над ним не сжалишься, не подаришь ему часок-другой?

— Нет, Толга! — грустно ответила Инжаня и перешла на мокшанский. — Отлюбилась я. Скажи, часто ли у тебя бывают краски?

— Как у всех. Раз в месяц или немного чаще.

— А у меня кровь из пады идёт через день. Вот так, Толганя!

Варвара сочувственно посмотрела на волховку. «Скоро, скоро мне быть оз-авой!» — поняла она, но не обрадовалась этому, а испугалась. Теперь она поняла, почему Инжаня торопилась, готовя себе смену.

Вернулся Шиндяй с кипящим самоваром и водрузил его на стол, затем вынул из печи пшённые блины, а из шкафчика — лесной мёд.

— Угощайтесь, — сказал он и сел напротив Инжани. — Ну, как поторговали в Томбу? Удачно?

— Пакля непроданная осталась. Зато сидеть мягко.

— До Вирь-ати отсюда недалеко. Не отобьёте задницы. Возьму у вас остаток.

— Ты уж брал. Зачем тебе столько пакли?

— Тебе потрафить.

— С чего это? — кокетливо посмотрела на него Инжаня.

— Тряхнём стариной? Останешься на часок? — без экивоков спросил рыбак.

Она натянуто улыбнулась.

— Нет. Не обижайся, меня в Вирь-ате очень ждут.

— Паклю так и так возьму, — ответил ей Шиндяй. — Потому что люблю я тебя. Даёшь ты мне или нет, всё равно люблю…

Инжаня печально вздохнула, повернулась к Варваре и спросила по-русски:

— Что молчишь? Мы ведь ещё хотели посмотреть место, где добывают руду, а ты не напомнила даже…

Варвара и вправду забыла о руде: думала о недавнем разговоре между мужем и Василием.

— Считай, напомнила, — процедила она.

— Местечко тут есть выше по реке, — Инжаня показала рукой на Челновую. — Шямонь называется. Ржавка по-вашему. Ручьи там рыжие. Ещё есть Покаряв-озеро. Вода в нём бурая, как настой чаги.

— Поехали на Ржавку, — сказал Денис. — Посмотрим её.

— Разбираешься, — улыбнулась ему Инжаня.

До Шямони все ехали молча. Увидев впереди сфагновое болото, Инжаня спрыгнула с телеги и повела Дениса к маленькому лесному ручейку с рыжим дном.

— Таких родников здесь четыре, — сказала она. — Все ручьи ржавые и все в одно болото текут. В нём никто ещё руду не добывал. Много накопаем.

Денис наклонился над ручьём и зачерпнул воду.

— Прозрачная!

— Чистая, — согласилась Инжаня. — Но постоит немножко, и станет мутной. Потом рыжие хлопья в ней поплывут.

Денис срубил молодое деревце, сделал из него заострённый кол и начал прощупывать дно там, где в болото впадал ручей.

— Чую руду, — сказал он.

Затем поковырялся в иле Ржавки, вытащил кусок бурого железняка, обмыл в ручье и хорошенько рассмотрел, даже на язык попробовал.

— Добрая руда, — заключил он. — Здесь и будем её добывать.

Инжаня кивнула, толкнула его плечом и тихо спросила:

— Ты ведь не станешь записываться в стрельцы? Не увезёшь Толгу в Томбу?

— Не увезу. Не хочу квелить её душу, — грустно ответил он.

— Поклянись.

— Я люблю Толгу. Это крепче любых клятв.

— Добро. Поверю тебе, — ответила Инжаня.

Домой все вернулись затемно. Денис хотел было поцеловать жену, но та отвернулась от него.

— Не для тебя моё тело. Не для тебя мои потть. Не для тебя моя пада.

— В чём дело-то? Калину давишь?

— Нет, не краски пошли, — отрезала она и с презрением посмотрела на мужа.

— Такая баба охочая, и вдруг от мужа нос воротишь. Неужто с Валгаем снюхалась, когда к нему за воском бегала?