Зов Оз-моры

Тем временем подоспела похлёбка из сухой рыбы. Засверкала бликами ещё не погасших костров посуда козловцев, которые выстроились в очередь к закопчённым котлам. Когда ратники поужинали, Путила Борисович вышел к ним и прогремел:

— Отдыхайте. Выступим в полночь.

Быков прошёл к телегам с гуляй-городом. Там местные стрельцы проверяли щиты и промазывали колёсные оси смесью растопленного сала и дёгтя.

— Не жалейте коломази! — крикнул он им. — Вот разберёмся с татарами, и доброго сальца вам пришлём. Свеженького!

Затем он вновь спрятался в избе и продолжил трапезничать с пятидесятником.

Когда стемнело, опять началась гроза.

— Вот и славненько! — сказал Быков. — Татары не смогут запалить город…

Тут в избу вбежал взмыленный разведчик из сторожевых казаков.

— Ну что, татары уже перешли через гать? — спросил его Поротая Ноздря.

— Ломают надолбы для конницы. С южной стороны.

— Сколько их?

— Навскидку тыщи три.

— Всего-то? Не разделились? К острожку отряд не отправили? — поинтересовался Быков.

— Одним войском идут.

— Я так и думал. Свободен.

Казак вышел.

— В полночь выступим, — сказал Путила.

— Сейчас надоть выходить, — затряс головой стрелецкий пятидесятник. — А то не успеем раньше татар. Боборыкин обосрётся. Подумает, подкрепления вообще не будет.

— Ну и хрен с ним! — махнул рукой Быков. — Что он мне, этот Боборыкин?

— Как же ж?

— Так же ж! — передразнил его стрелецкий голова. — Неужто не понял мою мысль?

— Зажать чертей надумал? — ответил пятидесятник.

— Вооот! — Быков поднял указательный палец вверх. — А то «не успеем, не успеем»… Тонбов саранчины не подожгут: стены-то мокрые. Взять они его не смогут, не по зубам им крепость. Учиним им бой с двух сторон, не дадим удрать. Так мы с Иван Васильевичем задумали. Даст Бог, возьмём в плен и мурз, и азовского атамана.

— Ты голова, тебе виднее, — со вздохом согласился Поротая Ноздря.

-

[1] Успение Богородицы в 1636 году — 15 августа по старому стилю (25 августа по новому).

[2]Сыны боярские (не путать с сыновьями бояр) — низшая ступень русской феодальной иерархии.

[3]Козловский вал — участок Белгородской засечной черты от Козлова до реки Челновой.

[4]Косая сажень — примерно 2,5 метра.

Глава 3. Москва верит ушам… отрезанным

Вышли ратники в полночь. Ливень уже прекратился, небо очистилось. Заскрипели и загремели на ухабах телеги, гружённые дубовыми щитами. Зафыркали и прерывисто задышали лошади. Запели люди.

Водные преграды козловцам преодолевать не пришлось. Двигались на юго-восток по топкой местности, между верховьями Суравы и Большой Липовицы. Русские хорошо знали эту дорогу, а вот татары её не жаловали: повернёшь чуть не туда — и заблудишься в болотах.

На рассвете приблизились к Студенцу — реке, чуть южнее устья которой был построен Тамбов. За зарослями краснотала уже гремел бой жерехов, глушащих рыбью мелочь мощными хвостами. Словно от стыда рдели бердыши стрельцов и доспехи поместных конников. Татары ведь наверняка уже осадили крепость и осыпают стрелами её защитников, а козловцы преодолели лишь две трети пути до него.

Утро было свежим, и от кафтанов шёл пар: они так и не просохли за время отдыха в острожке. Однако после пытки слепнями поход во влажной одежде казался Денису терпимым неудобством.

Наконец, вдали показалась сторожевая башня тамбовского детинца, которая звалась Московской. Больше двадцати косых саженей в высоту! Ничего похожего Денис не видел нигде — ни в его родном Рясске, ни в Козлове. Скоро ратники упёрлись в засечную линию, которая защищала Тамбов с запада, и Быков приказал повернуть на юг.

Козловцы долги шли вдоль засеки, ощетинившейся надолбами и заострёнными сучьями поваленных деревьев. Слева слышалось уханье крепостных пушек: вестовой колокол давно уже отзвонил, татары пошли на приступ города.

Наконец, показались прорехи в заграждении: татары разворотили его, чтобы провести к крепости своих коней. Козловцы принялись раздвигать мокрые колья выкорчеванных надолб, расчищая путь для обоза со щитами. Радовались, что на брёвнах осталась кора, и они не выскальзывали из рук.

Когда козловцы миновали засеку, Быков распорядился сделать из кольев рогатки и загородить ими прогалины в засеке, чтобы задержать татар, если те вздумают спасаться бегством.

Вскоре послышался вороний грай. Голодные птицы слетались к лежащим на лугу конским трупам. Однако убитых бойцов не было видно. Ни одного!

Юный всадник, судя по доспехам, из мелкопоместных дворян или сынов боярских, решил проехать по сочно-зелёным кудрям птичьей гречишки. Его жеребец не заметил в траве стальной шип, наступил на него, жалобно заржал и упал. В бока ему вонзились ещё три острия. Хозяин, который успел спрыгнуть с коня, склонил над ним заплаканное лицо.

— Чего стоишь? — прикрикнул на него Быков. — Убивай своего друга, чтоб не мучился.

Пожилой ополченец дал юноше дубину. Тот оглушил коня и вытащил из ножен кинжал…

— Здесь «чеснок»! — раздался возглас головы. — Берегись травы!