Звать меня Кузнецов. Я один.

На вечере, посвящённом 50-летию поэта, Вадим Кожинов, вновь допущенный ЦК пророчествовать и выстраивать нас по ранжиру, объявил со сцены большого зала ЦДЛ, вытянув руку в сторону юбиляра:

— Мы живём в эпоху Юрия Кузнецова.

Зал дружно зааплодировал. В тот момент кузнецовского триумфа, согласный с Кожиновым, аплодировал и я.

За время, прошедшее со дня того юбилея, действительность вылила на головы почитателей поэта не один ледяной отрезвляющий ковш.

Своеобразие «эпохи Кузнецова» в том, что Кузнецова… не читают. О нём вспоминают на страницах «Литературной России» старики вроде меня или чуть помоложе, время от времени появляются сборники воспоминаний о нём, но в народе о поэте слыхом не слыхивали. Стерев с лица земли «бесперспективные» деревни и «нерентабельных» крестьян, реформаторы уничтожили питательную среду русского языка. На нём, корневом, ещё кое-где говорят, но на нём уже не творят. Он отмирает. Кузнецова не будут читать, ибо его поэзия питалась соками той самой «бесперспективной» народной жизни, она — голос того самого «нерентабельного», сведённого с лица земли, жителя русской глубинки. Простолюдина, задумавшегося над глубинной сутью русской души.

И всё же, и всё же… «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся». Очень хочется верить, что поэзия Юрия Кузнецова достучится до читательского сознания и будет востребована народом. Долг единомышленников поэта — помочь этому.

«Поэтические воззрения» Кузнецова на Афанасьева

Чем дольше живёшь, тем больше теряешь близких, после которых остаются случайный жест, обрывок фразы, автограф на книжке. На глаза всё время попадается трёхтомник «Поэтических воззрений славян на природу» А. Н. Афанасьева (М., «Сов. писатель», 1995 г.), незадолго до смерти подаренный мне Юрой Кузнецовым.

Влюблённый в Афанасьева, Кузнецов был редактором этого трёхтомника, много сил отдал тому, чтобы он вышел, и дарил его близким по духу. Такого же подарка, как мне известно, он удостоил поэта Вл. Нежданова (ныне отца Владимира) и Марию Аввакумову за её приверженность фольклору. Правда, сразу после выхода трёхтомника в 1995 году Кузнецов раздал целую стопу Афанасьева — очень уж ему хотелось, чтобы о славянских народных воззрениях читало как можно больше народу. Но потом, видя, что погорячился (книг осталось совсем немного) — стал дарить только близким.

Поэт пытался постичь Бога Живого

О, Вседержитель! До Судного дняНа расстоянье Ты держишь меня.Юрий Кузнецов

Не хочу давать оценку поэмам Кузнецова о Христе: время расставит всё по своим местам. Но то, что поэт на финише жизни взялся переводить «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона и обратился к личности Спасителя, — многое русскому сердцу говорит.

«Слово о Законе и Благодати» притягивало Кузнецова колоссальной энергией автора, а личность Спасителя извечной тягой русской души познать Бога Живого.

Нужно пристальней всмотреться в динамику развития Кузнецова-мыслителя, чтобы уяснить закономерность его творческого итога — глубокую потрясённость своим открытием, приведшую к теме Христа. Вот откуда идёт его настойчивый призыв:

Полюбите живого Христа,Что ходил по росе

И сидел у ночного костра,Освещённый как все.

А без этого —

Ваша вера суха и темна…

Об этом образно и своеобычно написал В. Личутин в небольшом эссе о Кузнецове.