Взвод вырубало от усталости. В окопах кто-то положил голову на прицеленный в пустоту автомат и задремал. В таком положении его и посекло осколками от ударивших по деревьям ракет. Вперемежку с горящими ветками на взвод обрушился металлический град.
– Эти вон головы зачем-то подняли, – Калибр показал на хануриков со срезанными или проломленными лицами. – Ну, полюбовались, как полыхнуло. А этот, смотри, с подствольником и штык нацепил. Совсем дурак. Не жёлтые, так сам бы убился.
– Хорош трепать! – крикнул я. – Хватай свою сторону.
Мы с Кирпичом, прокладывая путь, понесли в плащ-палатке первого ханурика, а Сивый с Калибром следом понесли второго. Калибр пыхтел, но продолжал говорить. Сказал, что после ракет появилась пехота. Они прямо в окопах расстреляли остатки взвода и сразу ушли, не дожидаясь, пока нарисуется вызванная синими подмога. Только подмога в любом случае не нарисовалась, а синие легли по одиночным окопам, как по персональным могилам.
Забросив первую партию в телегу, мы вернулись на прогалину, и я сказал Калибру, что пехота жёлтых понапрасну пули не тратила.
– Видишь? – я указал на ханурика, которого Кирпич крюком вытащил из окопа. – Голова позеленела. И грудь, вон видно, тоже зеленоватая. Значит, задушили. На что хочешь спорим, что стреляных ран у него нет?
– Спорить не буду, – Калибр развёл руками, однако не удержался и снял с ханурика одежду. Признал, что тут обошлось без пальбы. Я бы рассказал Калибру ещё много занимательного, чего он в своём топливном отряде не видел, но работа подвисла, и я прекратил все разговоры.
Когда мы в очередной раз вернулись на прогалину, меня подозвал Фара. Он нашёл живого ханурика. Ну как – живого… Тот, конечно, постанывал, малость шевелился и пальцами так подгребал землю, будто тянулся к лежавшей неподалёку гранате, но был на последнем издыхании.
Мы впятером собрались вокруг его окопа.
– Что делать? – спросил Фара.
– Надо помочь, – ответил Сивый.
– Чем? – поморщился я, – У нас и бинтов нет.
– Не, я
Я зло глянул на Сивого.
– Добить хочешь?
– Пусть лучше мучается?
– Сам добивать собрался?
– Если надо… – Сивый пожал плечами.
– Надо доложить.
– Пока будешь докладывать, он обнулится. Да он в любом случае не жилец, сам посмотри.
– А я смотрю, не беспокойся. Добивать никто никого не будет. Погрузим в телегу, как и остальных. Довезём до «Зверя», вызовем крестов.
На пару с Кирпичом мы вытянули подранка из окопа, и я прикрикнул на Фару, сунувшегося к нему искать жетон. Фара, недовольный, вернулся к описи собранного оружия. Напоследок мы под одной из «Полёвок» заделали схрон для трофейников, отметили его в навигаторе и пошли по бетонке.
Подранок лежал у нас с Кирпичом поверх других хануриков. Стонал, когда телега подпрыгивала на колдобинах и стыках плит. Потом притих. Я остановил телегу проверить, жив он там или помер. Пока жив. Только мне какая разница? Доедет живой – сообщим Сухому. Доедет мёртвый – отправим в печь и, так сказать, окажем ему горячий приём. Больше я телегу не останавливал, о подранке не думал и по привычке зыркал по сторонам – подыскивал, где бы нашему поисковому отряду в случае чего заныкаться. Приметил пару надёжных укрытий, и на сердце полегчало.
Бетонка изогнулась и повела чуть ли не в обратном направлении, затем заложила ещё одну петлю и вернулась на прежний курс. Слева начались изрытые старыми траншеями холмы, а справа лес продолжался, пока не оборвался крутым косогором. Дорога повела под уклон. Нам приходилось больше сдерживать телеги, чем тащить их за собой, и мы шагали даже медленнее, чем на подъём, потому что тут можно убиться, если оступишься и пустишь телегу на себя.
Впереди открылись заброшенные с полвека назад кирпичные строения, от которых и сохранилось-то несколько стен, а перед ними – промятые ангары и разбомблённая взлётно-посадочная полоса. За ангарами нам предстояло дожидаться «Зверя». Я разглядел и придорожную канаву с хануриками. Другому почудилось бы что угодно, а я сразу распознал, что там лежат именно ханурики. Докатив до них телеги, мы остановились передохнуть. Подошли к канаве и увидели жёлтые метки «свой-чужой».
Раньше похоронные команды занимались всеми армейскими хануриками без разбора. Своих сжигали, а чужих стягивали в яму или воронку, посыпали хлорной известью, поливали гудроном и поджигали. Как прогорят, заваливали землёй и называли это санитарным захоронением. Тоже ведь в каком-то смысле огненное погребение. То было раньше. Сейчас чужие мясорубки нас не интересовали, однако я решил осмотреть жёлтых в надежде отыскать что-нибудь ценное для трофейников. Хотел помириться с ними после недопонимания с подбитым «Медведем».
Ничего ценного мы не нашли. Кто бы ни побросал здесь хануриков, он же и собрал оружие, заодно снял кольца и обшарил одежду.