– И всё-таки он документ. Там явно побывали трофейники. Всё важное они забрали. Букварь не тронули. Значит, решили, что он – мусор вроде гражданского документа, так? Вот я и подумал, почему бы не сжечь.
Я растерялся. Не знал, с какой стороны подступиться к Сивому, как его подловить.
– Хочешь, обыщи. – Сивый расстегнул и распахнул ватник, показав затасканную тельняшку.
– Сам себя обыскивай…
Поймав удачную мысль, я оживился:
– Сжёг, говоришь?
– Сжёг. Ну, сгорело не всё, ведь…
– Что-то я не видел дыма.
– А ты думал, будет полыхать до неба? Это, знаешь, когда на площадях жгли книги…
– Где сжёг?
– Там и сжёг.
– Где?!
– За ангарами.
– Почему не на дороге? Чего таскаться?
– Хотел тебе принести, но передумал. Представил, как ты разорёшься, начнёшь хватать меня, дёргать. Оно мне надо? Вот и сжёг сам. Не веришь? Сгоняй, посмотри. Дождей не было, огарки ещё лежат.
Скользкий, как рука жабы! Выскальзывает из верхонки, улепётывает от тебя, будто живая, и не хочет вслед за жабой идти в печь. Ловишь её, бесишься, затем отпинываешь куда подальше и забываешь. И закидоны Сивого стоило забыть – плевать на него с верхней горы! – однако во мне созрело упрямство на грани одержимости. Отступать я не собирался. Словам Сивого не поверил. Он оправдывался логично, не придраться, но слишком уж вкрадчиво, спокойно, и улыбался так примирительно, будто припадочному объяснял что-то очевидное и боялся неосторожным словом спровоцировать новый припадок. Подстёгивало двинуть Сивому в его довольную морду, но я лишь сплюнул на пол и молча ушёл из хозблока.
В общем, дело не выгорело. Предъявить Сивому было нечего. Хорошо, что я не устроил разборку на глазах у всей команды. Меня бы записали в ряды долбанутых, и, когда я действительно предъявил бы Сивому нечто весомое, никто не захотел бы меня слушать.
Глядя в небо с палубы притихшего «Зверя», я смотрел на падающие звёзды, размышлял о букваре жёлтых и прислушивался к тому, как внизу, на платформе, суетятся печники. Они справлялись и без автоматики, жгли хануриков в ручном режиме. Поломка двигателей их не беспокоила. Печи у нас работали независимо.
Когда рассвело, на палубу подтянулись Леший, Калибр, Фара и Кирпич. Мы поболтали о том о сём и полезли в моторное отделение проверить, жив ли там Кардан. Он не показывался с вечера и уже мог, запутавшись в кишках «Зверя», подохнуть. В отделении мы отыскали его по звукам. Не подох, значит.
Кардан, весь измаравшись, копошился под какой-то приблудой. Встретил нас ошалелым взглядом. Фара принёс ему галеты и флягу с горячим цикорием. Кардан в свете налобного фонаря уставился на них. Мотнул головой – мол, нет времени, – а потом выжрал всё принесённое Фарой и опять полез под свою приблуду.
Один из двух двигателей «Зверя» вчера заглох на ровном месте. Заведённый, вновь глох, и Кардан проковырялся в нём всю ночь, прежде чем понял, в чём проблема. Топливо проходило через многослойные войлочные фильтры, где застревали механические примеси, и Кардан упустил момент, когда фильтры загрязнились. Ещё и сальники растрескались. В итоге давление в полости очищенного топлива упало, и в топливную систему проник воздух. Вот двигатель и глох после первых оборотов.
Кардан уже заменил сальники, поставил новенькие пакеты фильтров, заодно поменял и чехол, в котором оседали сорванные с фильтров войлочные волоски. Учитывая габариты двигателей, сделать это было непросто, но Кардан справился и без механиков Сухого. Оставалось выпустить воздух из топливной системы, для чего Кардан сейчас отворачивал пробки, подставлял баклажку под струю выливающейся солярки и ждал, пока солярка пойдёт без пузырьков.
Мы с Калибром и Кирпичом взялись выносить баклажки и опрокидывать их в пустой бак, а Фара и Леший развлекали Кардана разговорами. Он провозился ещё минут сорок, прежде чем по рации связаться с Сычом. Получив команду, Сыч включил оба двигателя. Они, оглушив нас, жизнерадостно загрохотали. Кардан сидел довольный, без толку тёр руки грязной ветошкой и покачивался в такт вибрирующему моторному отделению. Над нами из четырёх труб вырвалось чёрное облако выхлопа, под нами заскрежетали гусеницы – «Зверь» пробудился и двинулся вперёд, навёрстывая упущенные километры.
Кардан хотел сразу идти в печное отделение, но Леший силой увёл его в теплушку, заставил вздремнуть пару часов. Вскоре до теплушек добрели и печники. Малой, Сифон и Череп убились за ночь. Непрерывно жгли хануриков в ручном режиме и даже до сральной кабинки не бегали – ссали прямиком с платформы. Мы с Кирпичом и Фарой подменили их, заодно условились с топливным отрядом, что после обеда, когда приблизится очередная мясорубка, придёт их черёд стоять у печей. Между тем Сивый и Леший вызвались перетаскать хануриков из холодильного в опустевшее мусорное отделение.