– Да, и лагеря были, и политзаключенные, и расстрелы, – кивнул Иван Иванович. – И сейчас все это есть. Вам ли об этом не знать, Казарин? Есть и, думаю, всегда будет, пока существует государство, а вместе с ним – необходимость защищать его не только от внешних, но и от внутренних врагов. Кстати, к Берии можно относиться как угодно, но есть один бесспорный факт: он является величайшим спасителем человечества. Именно он, а не мифический Иисус Христос. Справедливо было бы заменить икону Иисуса Иосифовича на фотографию Лаврентия Павловича и служить молебны именно ему, как истинному Спасителю.
– И кто из нас тут бредит? – откровенно захохотал Артем.
– Вы когда-нибудь слышали об «Атомном проекте»? – спросил Иван Иванович, пропустив колкость Артема мимо ушей. – Когда в августе 1945 года США сбросили атомные бомбы на японские города Хиросима и Нагасаки, в этом уже не было никакой военной необходимости. Война заканчивалась, Япония готовилась к капитуляции. Как вы думаете, те, кто уничтожили свыше ста тысяч человек только для того, чтобы испытать новое оружие и попугать Сталина, задумались бы хоть на секунду перед тем, как разнести половину мира? А у СССР в то время атомной бомбы не было. Не получалась она у Курчатова. Эти очкастые интеллигенты вообще только трындеть умеют, а как доходит до дела… И тогда внешняя разведка, которая также была в ведении Берии, совершила невозможное, и американские ученые передали советским разведчикам секретные чертежи и расчеты безвозмездно – по идейным соображениям! Сознательные ребята оказались эти америкашки, не то что наша гнилая интеллигенция, которая только и глядит, как бы втихаря напакостить советской власти! Добытые документы позволили СССР в кратчайшие сроки создать свою атомную бомбу и установить ядерный паритет с США. Это была филигранная операция нашей разведки! И руководил ею Берия. Так что вы можете называть его как угодно, но и вы, и я, и еще миллионы людей обязаны своим существованием именно ему. Такой вот парадокс.
Артем никогда бы не подумал, что он будет вот так запросто сидеть и обсуждать с комитетчиком самого Берию.
– Любите вы говорить за миллионы и миллиарды, – парировал он. – А в конкретном случае, когда нужно изловить всего лишь одного мерзавца, замучившего ребенка, вы вместо помощи начинаете вставлять палки в колеса! Конечно, это же не Солженицын какой-нибудь, чего по мелочам размениваться!
– Хорошо, допустим, что изложенная вами версия правдива, – сдался наконец Иван Иванович. – Я даже не сомневаюсь в том, что материалы, которые я запросил в прокуратуре области, полностью подтвердят все, вами сказанное. Но я также уверен, что есть многое, о чем вы умолчали. В любом случае я не представляю, какая помощь может быть вам оказана со стороны нашего ведомства. К бомбоубежищу, несмотря на то что это подземное сооружение строжайше засекречено, имеет доступ не так уж мало сотрудников предприятия. Это и руководитель, и зав. хозяйственной частью, и рабочие, обслуживающие оборудование подземного комплекса, и уборщицы, наконец! Каким образом вы предлагаете вычислить среди них вашего подозреваемого? В болонью сейчас одета вся эсэсэрия, за исключением районов Крайнего Севера и Средней Азии, и то только потому, что в первом случае в ней замерзнешь, а во втором – изжаришься заживо!
Внезапно Артем решился. Он знал, что его карьере после этих слов придет конец. Он прекрасно понимал, что того, что он сейчас скажет, быть не может – просто потому, что не может быть никогда. Но в то же время был уверен, что –
– Иван Иванович, прошу вас, не расспрашивайте меня сейчас ни о чем – мне все равно нечего вам ответить, поскольку я знаю не больше вашего. Просто примите как данность: на лбу человека, которого я ищу, отпечатан крест!..
Глава 17
Стреноженный покойник
«Ну, вот, Артем, ты и поставил жирный крест на своей карьере, – промелькнуло в голове Казарина. – И в буквальном, и в переносном смысле. Умалишенных ни в одном серьезном ведомстве держать не будут. Еще полминуты назад был ты следователь-важняк, а теперь пойдешь бутылки собирать после сифилисных алкашей…»
Дзержинский с портрета на стене теперь смотрел на Артема без всякого подозрения – скорее даже с жалостью.