– Верно. А если судить по моему снимку, – она ткнула коготком в картинку на биобуке. Там на сероватом округлом контуре головы виднелось обширное темно–чернильное с красными прожилками пятно, расползшееся куда дальше, чем только на лобную область. – то он и передвигаться не мог, и видеть и чувствовать. Незатронутым тут остался только продолговатый мозг и еще кое–что для поддержания жизнеобеспечения. По идее такое тело должно бы лежать в глубокой безвозвратной коме.
– То есть это болезнь! – осенило Фауста. – Заразная болезнь мозга, которая уничтожает разум и ведет человека каким-то одним желанием – в данном случае похотью.
– Болезни обычно не поражают мертвых, Фауст. Он был один живой. Но пораженный, остальные-то все передохли на ранних этапах «заболевания», если принять твою гипотезу, а потом поднялись и отправились вожделеть дальше, – она наградила его скептичным взглядом, накрыла тело простыней, выключила биобук и вышла из зала.
«Что-то она меня сегодня футболит не по-детски, прям обидно. Стараюсь, стараюсь…» – подумал пес.
В подтверждение его мыслей, вымыв руки в коридоре, Кира направилась к автомату с напитками и налила себе какао.
Фауст сжал зубы. где-то под ложечкой образовался вакуумный пузырек и неприятно хлюпнул, остро выстрелив под сердечную мышцу.
«Ну ладно, сделаю вид, что не заметил». Пес последовал за девушкой в коридор.
– Ну, хорошо, я, недостойный, свою мысль высказал. Каковы же ваши предположения, наш уважаемый гениальный ученый?
Кошка облокотилась спиной о стену и припала к дымящейся чашке.
– Я не знаю, Судья, устало проговорила она. – Что меня особенно беспокоит – это даже не этот, как его, половинчатый. А остальные. Предположим, что некий извращенец подсматривает в окно за переодевающейся в своем номере женщиной, то бишь за мной, и в момент наивысшего возбуждения погибает от кровоизлияния в мозг. Недоведенное до конца желание столь велико, что извращенец встает после смерти и, ведомый последними впечатлениями своей жизни, чешет через весь континент за музой своего вожделения, пока не настигает ее здесь, в городе дождей и блюза. Да, такое теоретически вполне могло случиться. Но их таких 12!
Пес тоже оперся об автомат и внимательно слушал, разглядывая тощую чаинку в своем стакане.
– Совпадение?…
– Нет, – он покачал головой. – Определенно нет, ты права. Ты сказала там что-то про сосудистые повреждения и импульсивность – я правильно понял, что при таких спазмах в мозгах, зомби не мог бы долго удерживать в уме цель?
– Ну, в общем да.
– То есть они должны были бы выплеснуть свое желание на первой женщине, какую увидели по пути, как обычно и бывает при классическом зомбизме. Они бы не смогли проделать такой путь, потому что не в состоянии удерживать одну и ту же цель в голове. Сами. Я имею ввиду… я думаю, что этот главный их контролировал.
Она нахмурила тонкие бровки и следила за его рассуждением, всматривалась в него, слегка наклонив голову.
– Телекинез?
Он пожал плечами.
– Почему нет. Остается непонятным только его собственный мотив. Что показал твой приборчик? Я ведь правильно понял, что это прототип полевого энергометра?
Она рассеянно кивнула.
– Ненависть. Следы жгучей ненависти.
– Ты уверена? Не похоти?
– Уверена. Сиреневое с красными жилками – это ненависть. Похоть красная с черными очагами. Остаточные следы есть, но давнишние. Словно бы сначала он хотел полового удовлетворения, а потом это желание переросло в жажду убийства. Только его-то мозги тоже выжжены, он и сам не мог бы удерживать в уме эту одну цель. Так что и к гипнозу или телекинезу и вообще к умственной деятельности он был не способен, причем судя по состоянию тела уже в Ганолвате.
Фауст помолчал, а потом осторожно предложил.
– Тогда, может быть, их контролировало то, что выжгло его мозги и в нем поселилось?
Она пристально смотрела на него. Ее тонкие брови, похожие на крылья чайки непроизвольно сложились домиком, в глазах мелькали недоверчивые блики, вторя мельчайшим движениям глаза, изучающего лицо пса, прыгающего с одной его черты на другую. Фауст вдруг подумал, что впервые они говорят так долго, так близко и так открыто. Он увлекся этим разговором, пытаясь ухватиться за ускользающую разгадку, и совсем позабыл про все свои маски и роли. Ее взгляд разворачивал его, как новогодний подарок.
– А ты ведь не такой идиот, каким пытаешься казаться. Зачем ты все это время вел себя как кретин?
Фауст быстро нацепил на лицо дурашливое выражение оскобленной невинности.
– Ну вот и слава пришла. А кто-то говорил, что я, цитирую:
Наконец-то кошка улыбнулась, впервые за сегодня. Пес с облегчением выдохнул и еле сдержал самодовольную улыбочку.
– Нет уж! Репутацию нужно заработать!
В этот момент к ним подошла высока псовая дама черной масти с шакальей головой и гибкой шеей в невероятно красивом ритуальном костюме, словно вылитом из золота.
– Если господа агенты закончили свои поиски, я бы попросила их покинуть Дом Смерти. Мертвым нужен покой перед погребением.