Наконец-то в глубине живота зародилось хоть какое-то тепло. Только так. Может быть это и не очень хорошо, но она могла получить
По залу с гулким эхом разнеся удивленный присвист. Ледяной ужас окатил Кончиту с головы до ног, быстро перекрыв с таким трудом вызванное возбуждение. Она охнула, шарахнулась в сторону и прижалась к тяжелой бархатной шторе, богато украшенной золотистыми кистями.
На ее любимом дубовом столе сидел, опершись на одно колено, молодой мужчина и рассматривал оставленные там фотографии. Он был бистом, довольно гармоничной помесью человека и не то собаки, не то дракона.
«Я все закрыла. Я точно все закрыла».
Волна ужаса быстро сменилась гневом.
– Кто вы такой!? Как вы сюда вошли! Это Божье место, вам нельзя тут находиться! – грозно выкрикивала она автоматически складывавшиеся фразы.
Но парень как будто не слышал ее. Он расслабленно покачивал второй, свободно свивавшей когтистой лапой и продолжал перелистывать фотографии, на которых, как запоздало вспомнила настоятельница, был запечатлен тот же самый мальчишка, о котором она думала только что и примерно в той же ситуации.
Фауст осуждающе покачал головой, дойдя до фото, где яма была наполнена почти до краев, и поднял на женщину свой черный непроницаемый взгляд.
– За что ты так ненавидишь мужчин, Кончита?
– Что!? Вы в своем уме? Я настоятельница главного кафедрального собора!– она стала тихонечко, бочком продвигаться в сторону, бросая взгляды на выход.
Пес наблюдал за ее передвижениями спокойно и все также расслабленно.
– Что это за мальчик на фотографии? Это же сын господина полицмейа, не так ли? Пропавший без вести несколько дней назад. Не его ли искать приходил к тебе сегодня вечером несчастный, безутешный отец?
При этих словах она сорвалась с места и побежала. Понеслась со всех ног к высоким тяжелым дверям, так что клипса слетела с ее губ и запуталась в юбках. Женщина врезалась в двери и дернула их на себя. Но неприступные ручки лишь бесплодно пружинили под ее ладонями. Пес поднял со стола связку ключей с брелком в виде простого католического креста и позвенел ими в воздухе.
– Закрыто, Кончита. Ты ведь сама все закрыла.
Женщина медленно повернулась к нему и с ненавистью посмотрела в лицо этому наглецу, посмевшему кинуть ей вызов.
– Зачем ты убила мальчика, Кончита?
– Я настоятель….
– Хватит, – рыкнул он. Встал и начал медленно приближаться. Эхо поднялось в высокие нефы и запуталось в конусообразном потолке башни и, казалось, весь собор наполнился этим низким грозным рычанием. – Я знаю, кто ты, Кончита. Все знаю, не нужно врать мне. Хотя бы раз в жизни, расскажи все на чистоту.
Под сердцем у женщины забился страх. В горле пересохло.
– У него еще осталась дочь, у этого толстяка, – она сама не знала, почему начала говорить именно это. Слова просто вырвались сами собой.
– И что же? – мужчина подходил все ближе, но его лица все еще было не рассмотреть.
– Она… сумасбродная девица, как и все в этой порочной семейке. Она сама убила своего братца.
– М. И если папаша не закроет рот, ты откроешь правду об их греховности всему городу, не так ли.
– Вот именно, – прошипела женщина. Прядь каштановых слегка вьющихся волос выбилась из-под белого платка и падала на ее лицо.
– У меня все еще один вопрос, Кончита, – он, наконец вышел в полосу света и она рассмотрела его как следует. Антрацитовые глаза, пробирающие, оголяющие душу. Красивое, крепкое, стройное тело с звериными чертами. Длинная узкая морда с тонким, слегка горбатым носом, и поблескивающая чудовищными зубами недобрая ухмылка. – А кто же тогда делал снимки?
Решение было принято мгновенно. Черт с ним, с трупом, придумает что-нибудь – этого щенка нужно убить. Она выхватила спрятанный в широком рукаве кинжал и с воплем кинулась на мужчину. Ей показалось, что она врезалась в каменную стену, покрытую густой гладкой шерсткой. Он как-то ловко выкрутил и ее руку и ее саму, так что кинжал мгновенно выпал из ослабевшей кисти, руку и голову пронзила жуткая боль. А пес оказался у нее за спиной и более того цепко схватился за гриву шелковистых волос, успев ко всему прочему сорвать с нее монашеский целомудренный платок. Он без труда опустил ее на колени.
– Кто ты такой, черт тебя бери!? – закричала она, в бешенстве от собственной беспомощности. Много лет имея дело с подростками она уже и забыла, что взрослые мужчины могут быть несколько сильнее.
Он наклонил лицо к ее голове. К ее уху. Его рот был так близко, что по затылку, шее и спине побежали мурашки.
– Я твоя смерть, Кончита.