Звери Стикса. Часть 1. Контрольная служба «Смерть»

Фауст подумал, что надо бы разъяриться и показать ей немедля, где тут у раков зимовка, но… не смог. Как ни странно было это осознавать, но чувствовал он себя хорошо. Спина, конечно болела. Два глубоких ожога на местах прокола мрасковыми шипами зудели, леденели и нестерпимо болели. Но в остальном – ни слабости, ни отека, ни побочной ломоты во всем теле – ничего не было. Более того, в душе царило невероятное умиротворение. Вообще во всей этой атмосфере… он почувствовал себя очень настоящим, ясным, очищенным, будто вся шелуха была с него сброшена. А настоящий Фауст вовсе не злился. Ему было хорошо и уютно, он выспался и не хотел играть спектакли или защищаться.

– Поверить в это не могу… Ты меня отравила!

Кира обернулась к нему и раздраженно посмотрела на часы.

– Ну и здоровый же ты, братец, – проворчала она. – Я, конечно, знала, что ты раньше проснешься, но не на столько. Даже 10 часов не проспал.

– И тебе не стыдно?

– Нет. Твои последние слова перед сном дают мне полное алиби перед совестью – у меня не было другого выбора.

– Можно было просто меня не трогать совсем.

– Как это? – искренне удивилась она, выкарабкиваясь из-под одеяла. – Я же могу извести все эти симптомы. Ты ведь тоже не можешь усидеть дома, когда рядом есть вампиры, которых ты можешь извести.

Она предостерегающе выставила вперед руки, останавливая его попытку подняться.

– Не двигайся! Забинтовать я тебя не смогла, поэтому просто наложила компрессы сверху. Я тебя очень прошу, потерпи немного, давай я их сменю, забинтуем тебя, и обещаю отстать!

Фауст покорно лег обратно в прежнюю позу.

– Делай уже что хочешь. Но имей ввиду, я тебе этого вероломного изнасилования не забуду.

Кошка прыснула. На маленьком журнальном столике уже все было подготовлено и накрыто чистым полотенцем: и бинты, и тампоны, и чистая вода, и несколько мисочек с остро пахнущими непонятными составами. Она осторожно закатала тонкое тряпичное одеяло чуть ниже поясницы, практически до основания его хвоста. Пес вздохнул и приготовился терпеть. Но вопреки ожиданиям никаких особенно неприятных ощущений не последовало. Кошка пластом сняла два нагретых влажных компресса с обеих ран и осторожно отерла его спину влажным полотенцем.

– Расслабь.

– Я расслаблен, – беззлобно буркнул он. Кошка только покачала головой. Зачерпнула из плошки какой-то мази и принялась втирать ее ему в спину. Не на раны, а на всю поверхность. И тут Фауст по-настоящему поплыл. Ее сильные, но мягкие пальцы прожимали каждый сантиметр его спины настолько внимательно, чутко и нежно, что у него из груди вырвался тихий стон, а мышцы сами собой расслабились по-настоящему. Он с грустью подумал, что не может вспомнить, когда в последний раз его кто-нибудь гладил. Ангелы не в счет – когда зовут ангелов, обычно уже ничего, кроме боли не чувствуют. А вот так просто, даже не во время сексуальной прелюдии, а просто так – ради удовольствия прикосновения. Наверное, только мама в далеком детстве. Широкие плоские лопасти лопаток опустились, поверхность спины разгладилась и покрылась мурашками.

– Ты что там, прибалдел? – самодовольно фыркнула Кошка.

Фауст незаметно для самого себя поворачивал голову, и вытягивался, подставляя под ее руки особенно затекшие места.

– Вот ты капризная скотина! Не подпускаю тебя – ты сердишься. Наоборот, доверяюсь и отдаюсь – опять недовольная! Ты уж определись, – заплетающимся языком сквозь головокружение пролепетал пес.

Закончив втирать мазь, она наложила прямо на раны толстым слоем холодную зеленоватую кашу и прижала ее сверху какими-то широкими мясистыми листьями. По ее сигналу Фауст приподнялся, и кошка ловко и умело затянула его широким эластичным бинтом.

– Ну вот, – удовлетворенно вздохнула она, осматривая результаты своей работы. – Теперь моя душенька спокойна.

Пес ощупал себя, немного подвигался, пока под лопаткой ощутимо не выстрелило, напоминая ему, что раны еще совсем свежие и лучше их лишний раз не теребить. В целом тоже остался довольным.

– Чесноком пахнет. Надеюсь, это ты меня не перед запеканием маринуешь.

– Да было б в тебе что жрать, – хмыкнула она, собирая все свои мисочки, кружки, пледы и собираясь уходить. – Кости одни и жилы, жесткие, как арматура. Ты в курсе, кстати, что у тебя оба лопаточных сухожилия порваны?

Фауст хохотнул.

– Ну, вообще да, в курсе – я был в сознании, когда их порвал.

– Оба сразу?! – ее глаза потешно расширились, как у ребенка, услышавшего историю о привидении.

– Оба сразу, – кивнул он, не в силах противостоять желанию улыбаться.

– Как?

– Лошадь загонял.

Она помолчала, потом снова спросила:

– Как?

На этот раз смех разобрал его уже совершенно конкретно. Так откровенно, так по-кошачьи она хотела остаться тут и то ли поболтать, то ли просто побыть у камина. Обе раны тут же отозвались, заставив его взять себя в руки.

– А ты сделай мне тоже такое же теплое и шоколадное, что сама пила, и возвращайся – тогда расскажу.

Кошка просияла, залучилась и, бросив лохматый плед обратно в кресло, вихрем унеслась прочь.