Дети вбежали в свою комнатку, крохотную, с нежными цветастыми обоями, балкончиком и креслом-грушей. Вспрыгнули в мягкую кровать, как волчата, взрыли одеяло, и вот уже две пары предвкушающих глаз пытливо уставились на бабулю.
Луна покорно уселась на краешек кровати и потрепала Лизу по коротким русым волосам.
– Куда вам еще страшненькое! Кто утром от гусей моих через весь город несся, да кричал, что это Ведьмины посыльные? Глаза-то у обоих что мои плошки для яблок, на пол лица были. Вот вам и страшненькое.
Дети заулыбались, вспомнив свои утренние приключения. Им казалось, что это было так давно.
– Ну нет. Это не страшное. Гуси просто щиплются больно. А вот что
ты самое страшное в жизни видела, бабуль?– Самое страшное?… – Луна посмотрела в окно. Воспоминания вкрались в ее сознание и быстро стерли с ее лица и радость и нежность.
– Да!… Самое-самое! – не унимался мальчик. – Ты видела… труп!?
– Видела, милый.
Дети задорно переглянулись.
– А он страшный был?
– Я много видела, – сказала бабушка серьезно. – И страшных, и спокойных. И даже без глаз. И перекушенных пополам…
Лицо ее теперь было совсем не таким, к какому привыкли малыши – глубокие морщины пролегли по нему, а в глазах появился какой-то холодок. Так что Лизка даже поежилась. – Но самое страшное, самое страшное, что есть на этом свете, дети – это Судья.
Ветер тихо колыхнул занавеску при этих словах.
– Как это – перекушенный пополам, – в ужасе прошептала впечатленная девочка.
– Какой он? Ты сама видела? Прям живого!? Близко? – допытывался мальчик. Его любопытство только раззадоривалось.