Он навис над ней и крепко держал в руках. Он так сильно сдавил ее запястья, что она уже перестала чувствовать кисти рук. Но все же не могла отвести взгляда от его черных глаз, в которых плясали огненные блики горящего замка. Истерика улетучилась, и она трезво понимала, что сейчас видит перед собой настоящего, ничем не прикрытого Фауста.
– Отпусти, – тихо и холодно процедила она. – Я… я
Ей просто хотелось сделать ему больно. Чисто по-женски она интуитивно почувствовала, какими именно словами может достать его сейчас. Его пальцы не разжались, но она физически ощутила, как вдруг опустились у него плечи. Словно она в него выстрелила. И тень пронеслась по его лицу. Фауст ощутил такую оглушительную боль в груди, что рассеченная рука тут же отошла на задний план. Все его естество словно наматывалось на гигантский кулак, а перед глазами на мгновение все погрузилось во мрак. Затем проступило обратно, но уже было как-то по-другому. Пусто, обесцвечено. Словно что-то померкло.
Но он был Судьей. Поэтому уже через секунду он сомкнул челюсти и привел дыхание в порядок. Со своими растрепанными и неожиданными чувствами он разберется потом.
– А мне
Она собрала всю свою гордость и смелость и не отвела взгляда. А потом медленно кивнула. Пес разжал пальцы, и она рухнула обратно в воду.
Фауст нестройной походкой вышел на берег, лег на сырую траву, раскинув руки, и уставился в небо, усыпанное звездами. Кира умылась и тоже выползла на землю, села рядом с ним, сжалась в дрожащий комок и стала смотреть на догорающий замок. Она явственно ощущала, как он переменился, и уже сожалела о брошенных в ярости словах.
– Мда, – послышалось из камышей. Про притихших русалов они напрочь позабыли. – Слышал я, что в СМЕРТИ они друг дружку сожрать готовы, как кошка с собакой, но чтобы до такой степени – никогда не думал.
Зеленый русал, выписывая кольца своим чешуйчатым хвостом, подкатился к кошке.
– Я вас полностью понимаю, сударыня… – он протянул лапу в успокоительном жесте, но не дотронулся. Потому что наткнулся на черный сосредоточенный взгляд пса, а под подбородком почувствовал холодный металл лезвия его косы.
– Убери свои руки от нее, пиявка чертова.
В крокодиловых глазах водяного сверкнули огоньки.
– Ух ты, какие тут у нас большие люди, оказывается. Люкас, ты посмотри-ка. Ты был прав, дружище, это действительно Судья.
Громила Люкас тоже показался из тьмы и подполз ближе.
– Я узнал тебя! Это ты Джон–Тан! – громыхнул он.
Фауст оскалился. Новая злость начала в нем свою кипучую жизнь. Он терпеть не мог, когда его путали с отцом.
– Нет, это не он. Того уже давно не видно. Помер, наверное. Это Фуст. Да? Это ты тот единственный Судья, который любит нашего брата, – он медленно моргнул своими припухшими скользкими веками и расплылся в улыбке. Это выглядело странно на полукруглой рыбьей челюсти.
– Был. До сего дня, – хмуро буркнул пёс.
Русал брезгливо отпихнул лезвие от своего горла, но Фауст уже поднялся на ноги, ловко крутанул своим грозным оружием и вернул косовище обратно под нежное горло водяного, заставив того слегка попятиться.
– Ты – Судья. Ты меня не убьешь, – нагло ухмыльнулся тот.
– Не убью, – серьезно кивнул пес. – Но больно сделаю. Без кусочка хвоста жить неудобно, но можно.
– Ну да, конечно, – с презрением фыркнул рыбочеловек, однако от кошки отступил. Фауст тоже медленно отвел косу и оперся о нее, как о посох. – Для вас лишь на словах жизнь бесценна. А на деле калечите всех подряд и не задумываетесь, как и ради чего люди потом станут существовать. Вот взял и сжег библиотеку. Оно, может быть, конечно, по отдельности все эти книжки где-то и есть, но ведь именно их собрание уникально, – язвительно речетативил зеленый.
– Было уникально, – подхватил второй.
– Да! Пока ты все не разрушил. Вы всегда все рушите на своем пути!
– А у тебя были другие идеи?
– Конечно! Тебе только и нужно было своим серпом души разок махнуть, когда Мнемаа ела. Питалась.