Читаем Зверский детектив. Хвостоеды полностью

Хвост не нужен зверю. А вот крылья очень нужны. Как отращивать крылья? Да очень просто. Замотаться в кокон, окуклиться, спать, спать, спать, пока не свершится полное превращение, пока хвост у барсука не отвалится, пока барсук не станет крылат. Пусть промокнет шерсть под холодными осенними ливнями, пусть покроется коркой инея на рассвете. Пусть глаза не мигая глядят в одну точку – они лишь оболочка, они слепы, и когда спадёт пелена и превращение завершится, будут новые, большие, фасеточные глаза, состоящие из сотен маленьких глазок. Пусть доносится издалека, из внешнего мира, чей-то гулкий, отчаянный и как будто знакомый голос.

– …Почему, Барсук?! Почему все проснулись, кроме тебя?!

Барсуку всё равно.

– Ну же, Барсук, проснись!

Не будите барсука. Не трясите барсука. Он будет спать, спать. А потом разорвёт свой кокон и полетит свободно над Дальним Лесом к линии горизонта…

– Позовите Грача Врача! Барсук Старший не выходит из беспробудной спячки! Грач, сделай что-то!

Ой, да не будите вы барсука. Не лапайте барсука. Дайте поспать спокойно…

– Осмотр показал, что это не беспробудная спячка.

– А какая?!

– Уже обычная.

Зима близко…

– Как его разбудить?

– Попробую тюкнуть клювом.

Не тюкайте барсука…

– Тюк за хвост!

Ой! Ай!..

Невидимый кокон треснул, разломился, осыпался, разлетелся, смешался с грудой осенних листьев, пополз над стылой землёй клочками тумана, пепельно-серой позёмкой. Барсук моргнул пересохшими глазами:

– Барсукот, сынок… Мы что, на линии горизонта? – Он огляделся. – Все жители Дальнего Леса теперь на линии горизонта?

– Нет, Старший, – Барсукот заурчал на пятой громкости блаженства. – Все жители Дальнего Леса – в Дальнем Лесу, и теперь здоровы!

– Но… как? Ведь я ничего не успел тебе объяснить!

– Как? Зверская логика! – смакуя каждое слово, произнёс Барсукот. – Я провёл самостоятельное расследование. Я нашёл твой блокнот. Я предположил, что жук жив и что ты, Барсук, привёл его в лабораторию Грифа, чтобы жук изготовил лекарство. Я нашёл лабораторию и нашёл там жука. Но за нами следили – следил светляк в моём фонаре…

– О чём я ловко намекнул Барсукоту! – встрял жук Жак.

– За нами следили, и я применил зверскую хитрость! Я сделал вид, что совсем не верю жуку. Я обещал истребить всех насекомых в Дальнем Лесу. Я притворился, что Жака я уже раздавил…

– А я притворился мёртвым! – вставил жук Жак.

– И я передал по ква-каунту как будто бы прощальное сообщение Каралине, я сообщил, что собираюсь использовать пых-систему сычевиков для дезинфекции леса антиблохином. Лягухи тут же разнесли эту новость по лесу – как мы с жуком и рассчитывали. И вместо того, чтобы препятствовать изготовлению лекарства, насекомые разбежались.

– В уж-ж-жасе раз-з-збеж-ж-жались! – поддакнул Жак.

– А дальше я запустил в пых-систему не антиблохин, а противовирусное лекарство…

– Которое я из-з-з-зготовил в рекордные сроки!

– …благодаря своей ловкости, упорству и выдержке я выбрался из-под земли на поверхность, хотя уже впадал в спячку. А дальше шляпки сычевиков взорвались, распылив по лесу лечебный туман, и в течение дня все звери проснулись. А ты, Барсук, всё не просыпался. Мы даже вынесли тебя из полицейского участка на воздух и поставили на поляне, чтобы ты как следует надышался туманом…

– Я верил в тебя, сынок, – Барсук Старший потёр покрасневшие глаза лапой. – Глаза слезятся – наверное, пересохли… Я так в тебя верил, что заранее приготовил награду за спасение Дальнего Леса, ещё до того, как впал в спячку. Я сейчас за ней сбегаю и вручу тебе лично…

Пыхтя и шаркая с непривычки – после долгого стояния в одной позе, – Барсук Старший направился в полицейский участок. Жук Жак растопырил крылья, тяжело поднялся в воздух и, гудя, полетел за ним следом.

– Только давай быстрее! – крикнул Барсукот в спину Старшему. – «Аистиный клин» вот-вот совершит посадку, ведь туман почти что рассеялся. Я хочу, чтобы Каралина сразу увидела, как меня награждают!

– Постараюсь, сынок! – Барсук Старший ускорил шаг, но тут же споткнулся: лапы затекли и замёрзли.

– Мож-жно я поз-з-зволю себе вопрос? – прожужжал ему в ухо Жак. – Он очень меня тревож-ж-жит…

– Жак, с тревогой вам лучше обратиться к Мыши Психологу, – рассеянно ответил Барсук.

– Нет, вопрос как раз-з-з-з к вам. После того, что произ-з-зошло, вы ведь больше не будете ж-ж-ж… ж-ж-ж-ж-ж… ж-ж-жрать насекомых?

– После того, как насекомые чуть нас не истребили?

– Но ведь вы истребляете нас каж-ж-ждый день! Лес устроен несправедливо!

– Я пытался сделать наш лес справедливее, – устало сказал Барсук Старший. – Я поручал Стервятнику и Грачу Врачу провести экспертизу, хватит ли животным для выживания одних только растений, грибов и орехов.

– Рез-з-зультат экспертиз-з-зы? – завибрировал Жак.

– Результат, к сожалению, неутешителен. Если мы не будем есть насекомых, мы вымрем. Лес не может быть полностью справедлив. Но, я думаю, мы можем ввести кое-какие ограничения. Будет чуть справедливее, если мы продолжим есть только тех насекомых, которые сами жрут нас, или…

– Жрут вас-з-з-з?!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белеет парус одинокий. Тетралогия
Белеет парус одинокий. Тетралогия

Валентин Петрович Катаев — один из классиков русской литературы ХХ века. Прозаик, драматург, военный корреспондент, первый главный редактор журнала «Юность», он оставил значительный след в отечественной культуре. Самое знаменитое произведение Катаева, входившее в школьную программу, — повесть «Белеет парус одинокий» (1936) — рассказывает о взрослении одесских мальчиков Пети и Гаврика, которым довелось встретиться с матросом с революционного броненосца «Потемкин» и самим поучаствовать в революции 1905 года. Повесть во многом автобиографична: это ощущается, например, в необыкновенно живых картинах родной Катаеву Одессы. Продолжением знаменитой повести стали еще три произведения, объединенные в тетралогию «Волны Черного моря»: Петя и Гаврик вновь встречаются — сначала во время Гражданской войны, а потом во время Великой Отечественной, когда они становятся подпольщиками в оккупированной Одессе.

Валентин Петрович Катаев

Приключения для детей и подростков / Прочее / Классическая литература