Звездный Пилот

– Так надо, Коля, – тихо отозвался тот. – Мы за этим сюда пришли. Это наша работа. Помнишь? Наша работа – это не просто корабли по пространству гонять, не пассажиров от точки к точке таскать. Мы раздвигаем рамки известной вселенной. Мы меняем мир. А сейчас не просто меняем, мы переворачиваем его с ног на голову. Мы, Коля, мы. Не мы – пилоты. А мы – экипаж «Ефремова». Мы – люди планеты Земля. Ты был прав тогда, на Первой, когда остался, чтобы спасти данные. И я сейчас прав – потому что эти данные стократ важнее, ценнее и опаснее. Объект уходит в глубь роя и вряд ли вынырнет обратно. Скоро его сотрет в порошок. И то, на что мы наткнулись, исчезнет навсегда. Информация о нем не должна пропасть. Важна каждая секунда исследований, каждый бит информации.

– А люди? – тихо спросил Павлов. – Люди, они не важны?

– Важны, – согласился Зотов. – Те миллиарды, которые будут жить в новом лучшем мире.

– Ты не прав, пилот, – тихо сказал Павлов. – Потому что тогда, на Первой, мы сначала спасли людей. А потом уже данные. Вот что правильно. А Федоров твой – фанатик. Промыл тебе мозги. Люди важнее всего, люди!

– Согласен, – тихо сказал Зотов. – Ты можешь сейчас их спасти? Можешь прямо сейчас снять их с камня?

Павлов помолчал, изучая трехмерную карту. Проклятый булыжник забирался все глубже в рой. Обстановка ухудшалась на глазах, вокруг объекта металось слишком много крупных камней и обломков. Он не видел ни одной «полыньи», в которую мог втиснуться «утюг». И ведь мало просто его туда втиснуть, нужно же и выбраться потом наружу.

– Нет, – признал он. – Сейчас не могу.

– Тогда открывай порты обмена данных и принимай информацию, – резко сказал Зотов. – Хватит нудеть. Делай то, ради чего все мы сюда пришли, рискуя своими и чужими жизнями.

– Принято к исполнению, – медленно произнес Павлов, прожигая взглядом трехмерную карту. – Переключаю все системы на прием.

Зотов резко оборвал связь, и Николай уставился невидящим взглядом в главный экран. Его руки двигались сами, автоматически. Он открыл на прием все каналы связи «утюга» – и стандартные, и аварийные, и даже служебные. Разрешил все подключения всех форматов по всем протоколам связи.

Из ступора его вывел тихий писк зуммера. Сканеры предупреждали, что если он не изменит курс, то вскоре столкнется с плотным роем мелких осколков, идущих ему наперерез. Безопасная точка под боком огромного астероида больше не была безопасной. Нужно было покинуть льдину и двигаться к берегу.

– И где он, это проклятый берег? – зло выдохнул Павлов. – Где?

Рывком он вернулся к управлению и сдернул катер с места – как простой флаер. Вниз, в глубь роя, туда, где можно было поймать прямой сигнал исследовательской группы, запертой на каменной глыбе.

* * *

Когда микрометеорит попал в «двушку», Павлов ощутил удар всем телом. Едва заметное колебание – но такое чужое, непривычное, он ощутил сразу. Ощущение было, как от пощечины. Павлов не дрогнул – не мог дрогнуть, права не имел. Он вел катер сквозь мешанину каменных осколков размером с дачный дом и не мог себе позволить отвлечься. Ни на секунду.

Он лишь успел вывести на свободный правый экран информацию о состоянии систем, а потом целых десять секунд играл маневровыми двигателями, уводя катер с опасного вектора движения. Лавируя между каменными глыбами, как горнолыжник, Павлов прикусил губу. Его лицо покрывала пленка пота, терморегуляция скафандра уже не справлялась. Отчаянно ломило плечи, а пальцы – главный инструмент пилота – потеряли былую скорость.

Когда у него появилось время взглянуть на экран с отчетами, он уже знал, что все обошлось. Если бы дело было серьезное, за десять секунд он бы уже узнал об этом.

Микрометеорит разворотил грузовой отсек. Пробил броню, прорвался сквозь десяток липких самозатягивающихся слоев обшивки, расколол керамику и добрался до оборудования. Хорошо, что не насквозь. Обшивка, конечно, затянулась, метеорит остался в трюме, так что можно было сказать, что все обошлось. Еще обнаружился десяток мелких повреждений – там, где пылинки клевали броню, но не смогли пробить ее. Мелочи, ерунда. Но рой становился все плотнее. Опасность возрастает.

Сердито сопя, Павлов направил катер между двух вращающихся каменных глыб, на секунду ощутив себя горошиной, попавшей в жернова горнопроходческого комбайна, перемалывающего породу. Тяга, вектор, притяжение, ускорение…

Вот на экране картина. Сотня камешков. И между ними есть свободные места, где может протиснуться катер.

Между ними нужно проложить курс – от одной «полыньи» до другой. Потом до следующей. И так – десять раз. Но камни движутся, размеры «коридора» и его направление меняются. Нужно смотреть прогноз движения. Изменять курс на лету. Менять векторы ускорения, менять скорость, направление движения. А катер – не велосипед. Его не сдернешь в сторону одним рывком, не развернешься на одном колесе, не положишь на бок…

От укола медкомплекта зачесалось предплечье. Автомедик скафандра, изучив данные владельца, сам вколол рекомендованный набор лекарств. Это плохо. Это значит, что пилот на пределе.