100 великих криминальных драм XIX века

Следствию стало известно, что Александра пропала буквально из постели. Клыков пошел к ее родителям, на соседнюю улицу Мшанскую. Примечательно, что сегодня это – улица Островского. Но, по словам тестя, Александра к ним уже три месяца не заходила. Три месяца! Возможно ли такое, если жила она в трех домах отсюда?

А ведь в пьесе Островского родители Катерины фигурируют только в ее воспоминаниях из детства, что почти позволяет сделать вывод – она выходила замуж из другого города и была увезена Тихоном в неизвестное для нее и непривычное по нравам место: «…Здесь все как будто из-под неволи». У Клыковой были живы отец и бабушка – уважаемые в городе люди. Но к ним она почему-то не заходила вовсе. То ли боялась расстроить, то ли не видела смысла жаловаться и просить о помощи, ведь случаев возвращения венчанной жены в мещанстве и купечестве не случалось.

Кострома. Торговля у Успенского собора. Конец XIX в.

Только со слов Алексея известно, что он искал, волновался, не мог в тот день работать от беспокойства. Но в таких местах все лгут и все друг друга покрывают, как и показано у Островского (на то и существуют соседи и всякие Феклуши-странницы). Семейство Клыковых, их прислуга и соседи утверждали, что «никаких неудовольствий между супругами не было». Правда, ими упоминалось, что Александра жаловалась на тревогу, тоску, головные боли, а от врача отказывалась. Выглядит все это как попытка списать поступок женщины на сумасшествие. Такое решение всех проблем не было редкостью: живую женщину могли отправить на лечение от нервов, а мертвую – назвать невменяемой.

Причина смерти неясна

Судебно-медицинскую экспертизу проводил врач Левкевич. По его заключению, Клыкова утопилась. Тело выдали семье и похоронили на Лазаревском кладбище. Даже одежду с мертвой смогли продать. Нет, не безумным коллекционерам на аукционе, а обычным беднякам, которым все сгодится.

Но молва есть молва. Сплетничали в городе об убийстве. Начались рассуждения о том, что случайные прохожие видели Алексея на рассвете с большим мешком и этот мешок он тащил в сторону реки. Репутация у Алексея складывалась неважная: он вскоре потребовал от семьи почившей жены сорок рублей за приличные похороны в связи с дурной славой самоубийства – надо было, дескать, дать мзду, чтобы за ограду не пристроили. Рассерженные отец и бабушка сообщили губернатору и потребовали доследования. Теперь уже вердикт Левкевича вызвал сомнение, его отстранили, и 23 ноября было принято решение об эксгумации тела. По тем временам – почти революция, учитывая религиозные нравы.

Новый вердикт и был такой революцией: в момент наступления смерти жертва «стояла на коленях на чем-то твердом», а «смерть последовала от удушения… от сдавления груди и лица каким-либо мягким телом». Подушкой? Периной? А ведь позднее бабушка Александры говорила, что пришла 10 ноября в дом Клыковых и удивилась: они поспешно меняли наволочки на всех подушках и смутились.

Понятно, что такие результаты заставили следователей внимательнее присмотреться к семье Клыковых. Тогда-то и выяснилось, что жизнь за надежными стенами, ставнями и запорами была далека от идеала. Прежняя благополучная картина супружеской идиллии, где нет никакого «неудовольствия», разрушилась. Семейная жизнь Сашеньки Клыковой оказалась историей, полной ссор, обвинений, конфликтов из-за приданого, денег, а еще – страшной ревности: не стоит забывать – разница между супругами была почти полтора десятилетия, то есть жена – почти вдвое моложе мужа.

Ирина Егоровна

Если мы ничего не знаем о девичьей фамилии Кабанихи и воспринимаем ее как героиню с говорящей фамилией, то в реальной жизни фамилия Ирины Егоровны нам известна. Не всегда она обладала клыками, а в девках звалась Ирочкой Кокоревой и была из старообрядческой семьи. Клыки приросли потом, когда надо было выживать в замужестве.

Суровые условия патриархального старообрядческого быта были чужды Александре, девушке из семьи, где умели веселиться и тратить деньги: как сказано в уголовном деле, «была характера веселого и здорового». Ее отпускали в гости к подругам, наряжали, не заставляли работать (то же есть и в «Грозе», но только в воспоминаниях о детстве героини).

Бабушка Сашеньки напоминала другую героиню Островского – простодушную богачку Турусину из пьесы «На всякого мудреца довольно простоты», а Сашенька соответственно – племянницу Турусиной, веселую и ветреную Машеньку, у которой на уме ленточки и гусары.

Александре бабушка дала более тысячи рублей приданого – в то время большая сумма (по нынешним меркам более полумиллиона рублей). Кстати, позднее родственники потребуют это приданое обратно.