100 великих криминальных драм XIX века

Сухово-Кобылин тоже любил театр и ярких, заметных женщин. Женщины любили его еще больше. Многие считают, что портрет его Кречинского автобиографичен: «Теперь: женский пол – опять то же… Какое количество у него их перебывало, так этого и вообразить не можно! По вкусу он им пришелся, что ли, только просто отбою нет. Это письма, записки, цидули всякие, а там и лично. И такая идет каша: и просят-то, и любят-то, и ревнуют, и злобствуют. Власть имел, просто власть».

Александр часто соблазнял женщин, среди которых бывали и совсем юные барышни из приличных семейств. Он был азартен и жаден до новых впечатлений. Таким открытием стала для него молодая Нарышкина, уже имевшая маленькую дочь, ушедшая от мужа и блиставшая в московском свете.

Москва того времени, если можно так выразиться, продолжала быть не Петербургом. То есть развивалась в духе комедии Грибоедова. Неизвестно, насколько Петербург принял бы не слишком красивую и манерно-вертлявую Надежду Нарышкину, бросившую мужа за границей. В не привыкшей к потрясениям и новшествам Москве она произвела фурор. По крайней мере половина московского света кинулась ухаживать за этой вальяжной дамой, принимавшей гостей полулежа на кушетке и покачивая изящной ножкой. Да еще и деньги, конечно: она была богата, а это привлекает. Интерес Сухово-Кобылина сместился в сторону этого горящего факела, и Луиза Дюманш стала лишней. А потом она исчезла, и Сухово-Кобылин искал ее у знакомых и даже приходил к обер-полицмейстеру Лужину вместе с родственниками и просил найти Луизу. Поскольку Лужин уже был в курсе таких поисков, он резонно предположил, что найденное тело принадлежит пропавшей Луизе.

Личность жертвы

Француженки, особенно находящиеся на содержании у богатого человека, становятся ревнивыми и истерично-обидчивыми не менее, чем русские женщины. Героиня Н.Г. Чернышевского холодно-рассудительная француженка Жюли, не желавшая выходить замуж за своего русского любовника и мудро взиравшая на русское общество («Что делать?»), – скорее исключение, нежели правило.

Дюманш не собиралась так просто сдавать позиции и отказываться от обеспеченной московской жизни. А содержание у нее было просто королевское: помимо 60 тысяч рублей серебром она владела модной, бакалейной и винной лавками, получала ежедневно по 3 золотых полуимпериала и проживала на первом этаже дома графа Гудовича в центре Москвы на углу Тверской и Брюсова переулка. Обслуживала даму полусвета многочисленная прислуга из крепостных ее возлюбленного. Но жизнь Луизы не была свободной. Ее отношения с людьми строго регламентировались возлюбленным, а по сути – хозяином. По вечерам она встречалась с Эрнестиной Ландрет и поручиком Сушковым, близкими друзьями в Москве; иногда отправлялась в Хорошево, подмосковное имение Кобылина, где останавливалась у кобылинского управляющего винных заводов Иосифа Алуэна-Бессана или у французского семейства Кибер. В Москве у нее был свой духовник – аббат Кудер. Ни о каких вечеринках, светских мероприятиях и даже походах в театр речи не шло. При этом, как ни странно, семья Сухово-Кобылина – его мать и сестра – буквально обожали француженку: дарили ей породистых кошек и собак, дорогие вещи, а сестра даже написала ее портрет.

Но Луиза не была счастлива: любовник не отличался верностью, а положение содержанки всегда шатко. Ссоры француженки с ее русским возлюбленным становились все более заметными для окружающих.

Кстати, еще один интересный факт. Надежда Нарышкина была безумно влюблена в Сухово-Кобылина, причем значительно сильнее, чем он. А свою дочь от Сухово-Кобылина, признанную отцом лишь в 1883 году, она в 1851 году назвала Луизой. К чему бы это?

Когда Луиза пропала и Сухово-Кобылин развернул поиски, знавшие его люди были удивлены, ведь они не раз сходились и расходились, Луиза Дюманш уезжала из дома, потом возвращалась. Зачем разворачивать такие бурные поиски?

Арест

Во время обыска в родовом гнезде писателя были обнаружены пятна крови и следы спешной уборки. Поскольку никто не смог объяснить наличие этих следов, Сухово-Кобылина задержали, а вместе с ним – 20-летнего повара Егорова, 18-летнего кучера Козьмина и горничных 27-летнюю Кашкину и 50-летнюю Алексееву. На допросах Сухово-Кобылин утверждал, что кровь принадлежит курице. Установить это было невозможно, потому что различать кровь человека и животного в то время не умели. Сомнительным казалось и алиби подозреваемого. За десять дней удалось собрать достаточно улик для обвинения. Но 19 ноября ход дела резко поменялся.