100 великих загадочных смертей

Эпизод с растратой партийных денег, как и встреча с Лятковским, не были полностью придуманы подсудимым. В 1908 году борисоглебские максималисты, ограбив купеческую лавку, 2 тысячи рублей из добычи передали Богрову в Киев. Эти деньги, по его утверждению, были истрачены на закупку динамита и браунингов. Анархисты настаивали, что за Богровым долг в 520 рублей. В конце концов Богров взял эту сумму у отца и вернул, указав, однако, что платит дважды. Таким образом, конфликт с партией на финансовой почве к моменту убийства Столыпина у Дмитрия Григорьевича уже был исчерпан. О нем было довольно хорошо известно, отчет Богрова по данному делу публиковался в нелегальном анархистском журнале «Бунтарь», поэтому версия о растрате как причине давления на будущего террориста могла показаться правдоподобной.

По свидетельству Е.Е. Лазарева, эсеры с кличками Николай Яковлевич и Нина Александровна существовали на самом деле, а не были выдуманы, как показывал Богров на допросе. Однако Егор Егорович даже много лет спустя отказался назвать их подлинные имена. Богров использовал подлинные клички революционеров, чтобы придать рассказу о готовящемся покушении на Столыпина дополнительную достоверность в глазах жандармов. Вероятно, он полагал, что начальник петербургской охранки фон Коттен располагает данными об этих лицах и в этой части подтвердит сообщение. Таких данных не оказалось, но цейтнот, в котором действовали ответственные за охрану в дни киевских торжеств, и недоверие фон Коттена к Кулябко и Курлову все равно позволили Богрову достичь своей цели.

Лазарев поведал еще об одном крайне любопытном факте. Летом 1910 года Богров встречался с ним в Петербурге. Во время встречи «Богров прошелся несколько раз по комнате и потом, подойдя близко ко мне, вдруг выпалил: “Я решил убить Столыпина”. – “Чем он вас огорчил?” – спросил я, стараясь не показать свое удивление». Богров постарался убедить собеседника в серьезности своих планов и добавил, что просит от эсеров не помощи в организации покушения, а только санкции ЦК партии на задуманный теракт, поскольку «выкинуть Столыпина с политической арены от имени анархистов» он не может, «потому что у анархистов нет партии, нет правил, обязательных для всех членов».

Лазарев поостерегся сразу принять предложение Богрова и навел о киевлянине справки. Адвокат Кальманович, от которого Богров и принес Лазареву письмо, послужившее поводом к знакомству, охарактеризовал Богрова самым благоприятным образом. Однако один из киевских друзей Лазарева посоветовал с Богровым не связываться из-за слухов о его недостаточной «революционной стойкости». Поэтому на второй встрече Лазарев будущему террористу в санкции эсеров отказал, мотивировав это следующим образом: «Если нужно устранить Столыпина с политической сцены, то партия это должна взять на себя сама, и акт совершить должны её собственные члены, а не анархисты».

Наибольшую славу Богрову принесло бы убийство императора. Но целью Богрова был именно Столыпин, о чем свидетельствует не только Лазарев, но и другие мемуаристы. Бэлла Барская вспоминала разговор с Богровым весной 1910 года, когда услышала от него поразительное признание: «Я ненавижу одного человека, которого я никогда не видел. – Кого? – Столыпина. Быть может, оттого, что он самый умный и талантливый из них, самый опасный враг, и все зло России от него». Жена старшего брата Богрова Владимира передавала ряд семейных разговоров, когда отец и старший брат ругали карательную политику Столыпина, пресловутые «столыпинские галстуки», но высоко ставили его как реформатора: «Митя соглашался с ними в этой оценке, но говорил, что именно поэтому-то Столыпин и опасен для России: все его реформы правильны и полезны в частности, но не приведут к тем глубоким переменам, к тому полному и крутому повороту, если не перевороту, который России нужен; он только затормозит его».

Богров собирался сбросить с шахматной доски российской политики только одну фигуру, которую считал ключевой, – Столыпина. Убийство же царя, тем более вместе с премьером, могло только повредить его планам и привести к прямо противоположному результату. Ведь в случае гибели Николая II в стране было бы учреждено регентство при несовершеннолетнем и тяжелобольном цесаревиче Алексее. Если бы еще в тот момент был убит наиболее сильный и решительный политик – Столыпин, то в условиях регентства неизбежно было бы сильное ослабление монархии в России и резкое усиление влияния думской оппозиции.

В обществе широко распространилась версия, дожившая до наших дней, что Столыпин пал жертвой заговора со стороны высокопоставленных сотрудников родного Министерства внутренних дел, благо что в принадлежности Богрова к агентам охранки сомневаться не приходилось. Курлова со товарищи обвиняли в том, что они намеренно не предотвратили покушение на Столыпина, хотя и знали об этом. Ходили также слухи, будто охранка вообще поручила Богрову убрать Столыпина, ставшего неугодным придворным кругам.