1000 не одна ночь

Ибн Кадир молча сел напротив друга и вытянул длинные ноги к костру. Прохлада начала пробирать и его самого. Под утро всегда так в пустыне.

— Она живая и выносить МЫ ее не будем.

Рифат сделал маленький глоток и потянул аромат проведя носом над верхом чашки.

— Надо же. Живучая какая. Я думал это конец. Или Икрам нашаманил?

— Нет, Икрам, как и ты, предлагал вынести. Она просто жива, и я пока не желаю, чтоб она умирала.

Пока они говорили Анмар поднялся с песка, отряхнулся и перешел к хозяину, растянулся прямо на его ногах.

— В этом мире все предатели даже псы. Пока я кормил его он лежал возле меня. Но стоило прийти тебе, как я стал совершенно неинтересен.

Аднан почесал пса за ухом и усмехнулся.

— Он был бы предателем, если бы поступил наоборот. Променял бы меня на твой кусок мяса. Тогда б я пристрелил его.

— Не променял бы. Я уже не раз пытался дать ему кусок пожирнее, чем ты даешь. Этот волчара предан только тебе. Я вообще удивляюсь тебя всегда любят животные и бабы. Кстати о бабах…если твоя русская жива почему б не развлечься с ней пока дышит? Я бы попробовал беленького мясца и потолкался членом в ее розовый ротик.

Аднан развернулся к Рифату так резко, что пес вскочил на лапы от испуга.

Глаза ибн Кадира потемнели настолько, что сейчас казались почти карими. С лица Рифата тут же исчезла плотоядная ухмылка.

— Давай проясним этот момент прямо здесь и сейчас — это моя вещь. Это мой подарок. Я не собираюсь ни с кем ею делиться. Ни сейчас, никогда-либо потом. Если она мне надоест я просто отрежу ей голову.

Рифат ухмыльнулся, но ухмылка вышла натянутой.

— Твоя конечно. Я просто предложил.

— А ты не предлагай, если тебе не предлагают. Я хочу, чтоб ты понял — к ней нельзя приближаться, прикасаться, разговаривать пока я не дал такого распоряжения. Пусть это уяснят все. Кто тронет — отрежу руку за воровство.

— Не слишком ли много заботы о вещи? Руку отрезать за эту русскую шавку? Что с тобой?

— Я просто предупредил. Не трогать! И да отрежу руку — это касается всех даже тебя, Рифат.

Друг промолчал допил кофе остатки плеснул в песок. Когда допивал пальцы слегка подрагивали. Давно его предводитель с ним так не разговаривал.

— Пойду обойду лагерь.

Аднан посмотрел ему вслед и зарылся рукой в прохладный песок, перевел взгляд на шатер, а перед глазами ее полуобнаженное тело, как навязчивая картинка и от одной мысли, что кто-то еще его увидит, кровь вскипает в венах смертельным ядом. Это его вещь и только он имеет на нее все права.

* * *

Я открыла тяжелые веки, несколько раз моргнула и вдруг резко распахнула глаза. Подскочила на матрасе, тяжело дыша и чувствуя, как тянет кожу на руках и на спине, но уже не жжет, как раньше, словно ее опустили в кипящее масло. В голове немного шумело и на губах остался привкус чего-то терпко горького с примесью мяты и алкоголя. В горле пересохло и мне ужасно хотелось пить, глаза тут же выхватили на полу кувшин я схватила его обеими руками и жадно большими глотками принялась глотать воду. Она показалась мне вкуснее всего на свете. Прохладная, все с тем же привкусом мяты и с легкой кислинкой. Наверное, туда добавили лимон. Я пила так алчно, что вода стекала у меня по подбородку на разгоряченную кожу и только когда холодные капли потекли по груди я с ужасом, поняла, что я почти раздета. Отняла от рта кувшин и замерла. Меня парализовало на несколько секунд. Я даже не сразу поняла, что сижу голая до пояса с кувшинов руках и смотрю на того, кто вдруг обрел на меня все права.

Он сидел напротив, растянувшись на шкурах и смотрел на меня…точнее не смотрел. Нет. Так не смотрят. Я никогда раньше не видела таких взглядов. Мне казалось меня подожгли, и я горю от этого взгляда до костей. Ничего более откровенного и страшного я в своей жизни не видела. Холодная вода стекла по соску, и я почувствовала, как он сжался в тугой комок, а взгляд бедуина стал темнее и невыносимо тяжелым.

Я уронила кувшин и лихорадочно закрылась тонким одеялом. Мой хозяин тут же подскочил и поднял кувшин, это было сделано так молниеносно, что на пол не успело пролиться почти ни капли. Дикая грация животного. Непредсказуемая и опасная, как стихия.

— В этом месте нет ничего ценнее воды. — его голос походил на рычание опасного хищника, гортанно низкий, с акцентом и резким произношением гласных…но было в этом нечто завораживающее, — Она здесь дороже золота, женщин и драгоценностей. Я бы мог тебя за это выпороть по твоим неловким рукам…но ты наказана заранее — твои ожоги будут заживать еще не один день.

Я молчала. Мне было нечего ему ответить. Я знала, что он прав — в пустыне нет ничего дороже воды, но извиняться не собиралась. А точнее я не понимала совершенно как себя вести. Мне было очень страшно, и я панически хотела попасть домой. Едва я представляла лицо мамы и отца меня начинало знобить от накатывающей истерики. Но этот человек пугал меня настолько, что в его присутствии я ощущала лишь всепоглощающий ужас и волнение вместе с чудовищным напряжением.

И теперь я рассматривала того, кто со вчерашнего дня мог распоряжаться моей жизнью на свое усмотрение.