1000 не одна ночь

Губы щекочут мне кожу, опаляя дыханием, как кипятком. Тебя и каждое твое прикосновение я считаю блудом, все что я чувствую рядом с тобой — это самый настоящий блуд, все что ты меня заставляешь испытывать, Аднан ибн Кадир. Но я не сказала этого вслух, а лишь прикрыла глаза, словно умирая от удовольствия в его руках.

— Разве позволять мужчине касаться себя везде, целовать и раздевать, если он тебе не муж, не является блудом в твоем мире?

Губы перестали скользить по моей коже, а рука чуть ослабила хватку.

— Конечно считается, но именно поэтому мы покупаем себе рабынь и наложниц из чужого мира, с которыми можно делать что угодно.

— Ты думаешь им приятно то, что вы с ними делаете и им не хочется отмыться от грязных рук, которые их касаются? Думаешь им не хочется умереть от позора, которым вы покрываете их тело и душу? Или у женщин другой веры нет души?

И тут он стиснул меня сразу двумя руками. Так стиснул, что я не смогла сделать вздох и судорожно всхлипнула.

— Считаешь мои прикосновения грязными и оскорбительными, Альшита? Хочешь умереть, но не испачкаться мной?

Прорычал мне в ухо и заставил сердце затрепетать и гулко забиться прямо в горле…Он принял на свой счет. И клянусь Богом, я именно так и считала. Но что-то начало меняться. С каждым днем рядом с ним я становилась другим человеком.

— Хотела…, - выдохнула и накрыла его рука своими руками, запрокидывая голову назад, на его грудь.

— Хоте-ЛА? А сейчас что-то изменилось?

— Да, — выдохом-стоном.

— Что же изменилось сейчас, Альшита?

Втягивает запах моих волос и руки мнут мое тело, а губы скользят по моему плечу, по изгибу чуть ниже шеи, по нежной коже под мочкой уха.

— Мне …хочется…чтоб…ты…прикасался.

Резко схватил меня за лицо и развернул к себе, внимательно всматриваясь в мои глаза. То в один то в другой.

— Почему?

А у меня голова кружится от того что его мягкие, сочные, красные губы так близко и умопомрачительно пахнут кальяном, солью и песком. Жгучей страстью от которой сводит судорогой низ живота.

— Не знаю…потому что ты…ты не такой.

— Какой не такой?

Наклоняется ближе к мои губам, так близко, что почти касается их своими губами.

— Не зверь…

Усмехнулся уголком рта.

— Не боишься меня уже?

Я отрицательно качнула головой чем вызвала его смех и снова это преображение, когда в его глазах появляется совершенно неестественный для него мальчишеский блеск. Сдернул платок с луки седла и скрутив его поднял над моим лицом…

— Закрой глаза, Альшита. Учись доверять своему господину.

Я покорно опустила веки, позволяя ему завязать себе глаза и почувствовала, как он пришпорил лошадь, и мы поскакали намного быстрее, явно взбираясь куда-то вверх. И губы бедуина выцеловывают жгучий рисунок у меня на шее, кусая кожу и заставляя дрожать от сладко-терпкого предвкушения…и в то же время слабого протеста зародившегося где-то внутри при слове «господин». Когда конь наконец-то остановился и объятия бедуина стали горячее, жарче, а поцелуи не просто жгли кожу, а заставляли дрожать всем телом сгорая от едкого желания почувствовать его рот на своих губах. И тот самый протест он становился все сильнее он выедал мне мозг пока не достиг своего апогея и я не содрала повязку с глаз, выпалив:

— Я…хотела бы учиться доверять любимому…а не господину.

Сказала и прикусила губу. Рука араба сжала мое лицо за скулы и дернуло к себе, но глаза я так и не открыла.

— Сняла повязку, но держишь закрытыми глаза. Разве это не покорность?

Отрицательно качнула головой.

— Тогда что это, Альшита?

— Это мое решение сделать так, как ты попросил…а не страх и покорность перед господином.

— Какая же ты строптивая и упрямая девчонка, — выдохнул мне в губы, — с ума меня сводишь.

И набросился на мой рот обрушился на него с такой бешеной страстью, что я невольно громко застонала и вскинув руку обхватила его шею, притягивая к себе. Его губы это нечто невообразимо сумасшедшее, они настолько чувственные и мягкие, они захватывают весь мой рот, вторгаются в него, посасывают мой язык и снова впиваются с дикой силой.

— Любимому, говоришь? — оторвался от моего рта, тяжело дыша и заставляя дрожать от того как его сильные ладони сжимают мое тело, как путаются в моих волосах, удерживая меня за затылок, не давая отстраниться. А я до безумия хочу открыть глаза, но не открываю… Я хочу, чтоб он попросил меня их открыть, чтобы не приказывал мне, не заставлял. Хочу его ласки… я уже знаю какой она бывает.

— Любимому, — повторила, а потом сама прижалась к ним своими губами, нашла их безошибочно подавшись вперед, и он застонал, вздрогнув всем телом, не ожидая моего поцелуя и тут же возвращая мне мою наглость жестоким натиском, кусая мои губы до боли…но эта боль такая невыносимо приятная, что мне хочется закричать от переполняющих меня физических ощущений и диких неизведанных ранее эмоций.

Аднан вдруг снова оторвался от моих губ и погладил мой рот пальцами, повторяя его очертания. Потом заставил меня выпрямиться в седле.

— Открой глаза, Альшита…смотри, что я хотел тебе показать.