Если тварь уже ждет ее на остановке, то может не сразу догадаться, что жертва изменила направление. Она выиграет полчаса, а то и час, пока это существо не отправится вновь прочесывать гаражи – а может быть, и удовлетворится тем, что подкараулит новую жертву?
Кира сжала виски пальцами. Она уже ничего не соображала, вконец отупев от мороси, сырости, редких клочков тумана, вони, грязи, липкой жижи, бесконечных лабиринтов, раскачивающихся тусклых лампочек… Мир сузился до тяжелого дыхания, боли в ногах, саднящих ощущений в груди, топота, выглядывания из-за углов. Уже не было прошлого, не было Киры из Абакана, переехавшей в Омск, работающей менеджером, не было будущего с гипотетической свадьбой, вислоухой кошкой и карьеры фрилансера. Только бег в этой ночи без конца, мокрый воздух и равнодушные гаражи.
Нет! Кира упрямо мотнула головой. Скоро рассвет. Она выдержит и выстоит. Рассвет же должен наступить? Он не может не…
Она сбилась с шага и замерла, тупо глядя перед собой.
Гараж – точнее, его маленькая дверь, прорезанная в основной – был приоткрыт. Не вскрыт, не взломан, не проеден ржой – просто приоткрыт. Совсем чуть-чуть, но даже и этой маленькой щели хватало, чтобы увидеть робко пробивающийся оттуда лучик света.
Кира осторожно сделала шаг, заглянула внутрь.
Там, на длинном проводе, с потолка свешивалась лампочка – хилая, тусклая, она освещала лишь пятачок сразу перед входом.
– Есть кто? – шепнула Кира.
Послышалось шебуршание, настоящее шебуршание живого существа – что-то зашевелилось в полумраке. Кира попятилась, готовая в любой момент выскочить наружу.
Шебуршание приблизилось, будто кто-то тащился по полу, путаясь в тряпках, шурша бумагами, плелся медленно, не спеша, равнодушно – просто потому, что его позвали.
Кира прищурилась, стараясь разглядеть то, что вползало в пятно света, – и еле сдержала вопль испуга.
Снизу вверх на нее смотрело лицо. Длинные спутанные волосы падали на глаза, лезли в рот, висели вдоль щек мокрыми сосульками, кожа сморщилась, как кончики пальцев после бани, щелочки глаз истекали жидкостью, впалый рот кривился на сторону, но было понятно, что это женщина. Она молча глядела на Киру, прижимая к груди какой-то кулек, и на ее лице не мелькнуло и тени эмоции.
– Ой, – тихо сказала Кира.
Кулек в руках у женщины зашевелился и начал разворачиваться. Сначала из кучи тряпок выпростались маленькие ручки, потом показалась шишковатая, покрытая тонкими волосиками голова. На Киру уставился сморщенный, весь какой-то серый младенец.
– Ой, – повторила Кира.
Младенец скуксился, но не проронил ни звука.
– Я з-заблудилась, – пробормотала Кира.
Мозг лихорадочно работал. Эти люди живы. Неважно, как они попали сюда – бомжуют, наверное, – но они живы. Тварь их не тронула. Значит, сюда она не заходит. Значит, тут можно спастись.
– Я посижу здесь, – шепнула Кира. – До утра, а потом уйду. Честно-честно, уйду.
Женщина молчала. Младенец следил за Кирой одним глазом. Второй был стеклянно уставлен в потолок.
– Хотите, я вас с собой заберу? – шепнула Кира. – Соцслужба, еда, дом… врач для ребенка?
Женщина не отвечала, она лишь медленно раскачивалась из стороны в сторону.
– Эй, – Кира осторожно коснулась ее плеча. – Эй…
Грубое тряпье, наброшенное бомжихе на спину, соскользнуло. Обнажив торчащие лопатки, выступающие сквозь молочно-белую тонкую кожу бугры кривого позвоночника – и две культи, не больше нескольких сантиметров там, где должны быть ноги.
Кира вскочила, задев затылком лампочку. Та заходила ходуном, пятно света заметалось по гаражу, выхватывая кучи мусора, какие-то обломки, лежанку, миску с, кажется, костями… или нет… еще не костями…
Кира задохнулась, медленно попятилась. Ребенок вывернулся из пеленок и плюхнулся на землю, барахтаясь и переворачиваясь. Он был абсолютно голым – и в неверном мерцающем свете были явственно видны и черный нарост между лопаток, и длинные шевелящиеся щели на боках, и невозможно длинный, как не у каждого взрослого, член. С двумя головками.
Кира схватилась за стенку гаража, чтобы не упасть. Ребенок сжался, свернулся клубочком – а потом как развернувшаяся пружина метнулся к ней, подпрыгнув на метр. И вцепился зубами в левую кисть.
Кира вскрикнула и дернула руку. Ребенок не отпускал, повиснув на ней, как собака.
Женщина продолжала раскачиваться. Казалось, происходящее ее совершенно не волновало.
Кира махнула рукой, пытаясь стряхнуть младенца, но тот только болтался из стороны в сторону. Зубы сжимались все сильнее и сильнее – вот лопнула кожа и потекли горячие струйки крови, вот судорогой свело мышцы, вот заныла от невозможной боли кость и что-то заскрежетало по ней. Кира захрипела, дернула быстро немеющую руку вверх – и с размаху ударила ребенка о стену. Потом еще и еще. Раз! Раз! Младенец не отцеплялся, лишь зашевелил челюстью, будто желая перемолоть кость. Кира взвыла и с остервенением замолотила по стене, уже не замечая, бьет ли она ребенком или своей рукой. Полетели черные брызги, что-то хрустнуло, и только после этого младенец, мелко подергиваясь – или