14 друзей хунты

— Нет, не понимаю. Ты шо, королева или эти… придворные?

— Ну й не нада понімать. Сфоткай лучше мене, день хароший…

Ходьба, цель, понимание, когда работа считается выполненной, ускоряют ход времени. Часы летят незаметно, дни быстро. Но приходилось не только ходить, но и наблюдать.

Наблюдение для меня морально было (ух, как неприятно писать в прошедшем времени) одним из самых тяжелых видов разведки.

Наблюдать с целью выследить, уебать и уйти — это круто.

Наблюдать, чтоб нанести на карту, а потом уебать издалека, — перспективно.

А вот наблюдать для того, чтоб… просто наблюдать, — очень тяжело.

Минутами в одну точку, часами в один дом, сутками в одном направлении. Наблюдать с мест, где нельзя жечь огонь и громко разговаривать, патамушо если заметят… та шо. Пизда всем троим будет, та и все.

Наблюдать из брошенного дома, руин шахты, завода, из расхуяренных офисов, среди поля, с «ленточки», террикона, чердака или просмоленной крыши, с вонючим битумным запахом и температурой свыше +40 без ветра и тени… Просто наблюдать и иногда делать пометки в замацанной потными руками карте.

Иногда, правда, бывало и «счастье разведосовское»: получалось наблюдательный пункт оборудовать в квартирах. Диван, кофе на сухом спирте, сон, хоть и короткий, но комфортный: сухо и не дует.

По-всякому было…

— 14:55, пішов я Чечєна на «глазах» мінять, бо він вже 6 часов там сидить. Блядь, восьмьорки не успів повісить, ладно, 17–14, ти ведеш.

— Я то́бі пісюнів назвішую, а не вісьмаки, гги…

Надо выйти из квартиры, подняться на этаж выше по битому стеклу и зайти в другую квартиру. Там и есть «глаза».

— Шо тут, Чєчєн?

— Ще один АГС найшов в підарів, сідай дивись.

Присевши на стул, прильнув глазом к монокуляру и, отфокусировавшись, через 5 секунд уже готов смотреть картинку.

— Кажи.

— Лівіше за «лєніним», напротів «шмари», тільки дальше 200 і южнєй 150, бачиш?

— Ннннє. Це там, де «будка», тільки ближче?

— Нє, за «діскатєкой» зєльонка.

— То садок край хати.

— Нє, за садком город, потом стовб і зєльонка начінається, в ній 70 на юг.

Через минуту, прощупывая глазом миллиметр за миллиметром зуммированной картинки в трубе, я увидел и белые мешки, и задранный ствол «гуся», и мелькающую каску.

— Агааааа. Є, сука, внатурі АГС. На карту нарисував?

— Нє, я не пойму, де там шо. Її рисували всі кому не лєнь.

— Ладно, пиздуй вже.

— Ага, я там тушняк открив і не їв, хавай, єслі шо.

— Харашо, води мені занеси, проїбав взять… і хліба.

— А нас заберуть завтра чи води просто підвезуть і сухпай?

— Хуй зна, Чєчен, я б такий, шоб поїхав, ну мені похуй, можу й остаться.

— Тебе коли мінять?

— Як стемніє, через час, як стрілять начнуть.

— В десять чи раньше?

— В одинадцать, тільки воду закинь.

Дальше часы наблюдения за противником, миллиметр за миллиметром, и книг, мыслей всяких и вопросов.

Решать по 30 минут в голове сложные дилеммы по типу: попить воды или кофе растворимого из этой воды.

Наверное, именно в таких местах переоцениваешь себя, людей и их поступки.

Осенью, когда ночью бьет мороз и все листья с деревьев осыпаются за раз, твой дом на ближайшие двое суток — это ямка глубиной 30 см с карематом на дне и спальник. Рядом еще двое таких же. Твои «коллеги по опасному бизнесу».

Перевернутая ночь в тепловизоре, пар изо рта и иней на ресницах. Иногда злишься на себя, пидораса, что ввязался в это все. Хочешь горячего кофе, ванну, запаха свежего постельного белья и быстрого Интернета, мечтаешь о жарком сексе и… злишься на себя еще больше… Прогоняешь эти мысли и начинаешь «варить» другие.

С каждой новой сменой на НП, с каждым выходом на поиск, с каждым секретом — это пропадает. Хочется только кофе, ебаться и спокойствия. Спать тоже перестает хотеться со временем, хули хотеть, если есть свои часы. Хоти не хоти, а спать будешь по хронометру… если дадут… если уснешь. Бессмысленно хотеть спать, и перестает хотеться.

Ну, еще хочется, чтоб кто-то хоть пришел и покрошился с вами, блядь) И вы не зря тут, уебаны, сидели.

— Бля, як тут можна заснуть?

— Обично. Через час тебе поміняють. Ти ляжеш, вкриєшся спальніком і заснеш.

— Ага, а потом сєпари вигонять два танчіка і начнуть хуярить, ти проснешся, будеш лежать, замерзать, дивиться на вєтки і ждать, пока я тебе прийду будить дєжурить, — вступил в разговор другой.

И так оно и было.

Под утро твое дежурство превращается в пятиминутное топтание с тепляком между ветками, потом три минуты отжимаешься, чтоб согреться, две минуты отдыхиваешься, десять минут просто сидишь замерзаешь, а потом опять по кругу. В голове мысли о сигарете, предохранителе обындевелого автомата и кофе.

Все мечты об утре, которое принесет хоть какое-то солнце и возможность быстро вскипятить воду для кофе, а также погреть ноги-руки, пока туман простелится над степью. У разведенного почти без дыма огня (ох и долго я учился палить такие).

— Неси воду, поки туман, я підпалюю.

— Підожди, я почки от карємата отдеру сначала. Холодно, ссука. А скільки ночью було?

— Мінусшесть-мінусвосєм. Я сам ахуєл от холода.

— А, блядь, а я-то думаю.

— Ох ніхуя собі, вода замерзла, а-ху-єть.

— Полностью чи шо?

— Нє, шось бовтається.