1888

– Мы понапрасну тратим наше время, – сказала миссис Дю Пьен, махнув рукой. – Он помыл сапоги и окончательно скрылся.

– Нет, не напрасно. Вокруг сухо, нет брызг, а мокрые отпечатки не успели бы высохнуть. Помогите мне перевернуть бочку.

Одновременно толкнув ногами тяжелый, наполненный до краев резервуар, мы повалили его на землю, шумно расплескав воду, и обнаружили в нем наспех срезанную подошву от сапог.

– Почему нельзя было просто снять обувь или помыть ее? – поинтересовалась Клаудия.

– Преступник наступил в кровь, увидел оставленные следы, испугался и, зная, что между стелькой и подошвой образовались затеки, поспешил избавиться от улики. Убийца решил, что у констеблей хватит мозгов исследовать сапоги, если они его поймают.

– Почему он не срезал ее в день первого убийства?

– Нечистоты и кровь – разные вещи.

– Разве не проще было оставить обувь?

– Возможно, она ему еще нужна. Только для чего? – ответил я, убирая сложенные пополам подошвы в сумку на ноге. – Отправляйтесь в морг Бедлама, осмотрите тела. Встретимся в полдень на вокзале Кинг-Кросс.

Я вернулся в паб, чтобы сообщить мистеру Баррингтону страшную весть, и застал главаря синдиката сидящим на краю сцены с низко опущенной головой, с потухшей в зубах сигарой и руками, сцепленными на коленях.

Он вздрогнул всем телом при моем появлении, стал щупать крест на шее и сказал, что уже знает об убийствах.

– Мои чувства больше никогда не будут помышлять о неповиновении, – прошептал Дэвид, когда я сел рядом с ним. – Недоговоренность опасная вещь. Если бы Гелла рассказала бы мне тогда про Александра…

– Мистер Баррингтон, даже если все известно, всегда может наступить что-то непредсказуемое.

– У вас для меня нет никакой работы?

– Нет. Зачем вам? Хотите подстраховаться на случай, если банда поднимет бунт? Боитесь оказаться в работном доме?

Он помрачнел пуще прежнего и попросил оставить его наедине со своими мыслями, пообещав, что скоро свяжется со мной по поводу оставшихся денег.

Добравшись до дома ближе к восьми утра, я первым делом проверил почтовый ящик. В нем оказалось пусто, что заставило меня досадливо топнуть ногой и громко хлопнуть дверцей.

Из дома легче птицы выпорхнула мисс Эдинг.

– Что вы там хотели найти, Итан? Уведомление о погашении кредита из банка? – съехидничала она, поправляя на голове шляпку.

Старушка вырядилась в самые лучшие вещи и пыталась молодиться, что выглядело смешно и нелепо, но не мешало женщине оставаться довольной собой.

– А вы куда собрались в таком виде? Соблазнять городских мусорщиков, готовых бесплатно вывезти весь хлам из вашей квартиры? – спросил я, устало потерев глаза. – Мисс Эдинг, нам обоим известно, что вы любительница поддерживать огонь в своем камине с помощью моей корреспонденцией. Скажите честно: среди бесполезной макулатуры не было никаких писем?

Схватившись за живот и согнувшись чуть вперед, она нездорово, гомерически расхохоталась на всю людную улицу мне прямо в лицо, а когда припадок закончился, то ответила, что уже давно не видела в ящике никаких конвертов, и посоветовала их не ждать.

Щуря глаза от головной боли, я решил зайти домой, выпить мятной воды, смочить виски одеколоном и немного поспать, ведь моя помощь с гудением в голове вместо мыслей сейчас никому бы не пригодилась.

Глава 26

– Мистер Брандт, выглядите отвратительно, – сказал я себе, зачесывая назад волосы, взлохмаченные после сна. – Ну, ничего. Разве вас можно этим напугать? Все самое страшное уже случилось.

Вдруг донесся звон разбитого стекла. Затаив дыхание, я аккуратно отложил расческу в сторону, осторожно выглянул из коридора в гостиную и сильно разругался, увидев разбитое окно и осколки, разлетевшиеся по полу.

– А ну-ка, пошли вон отсюда! – воскликнул я маленькой толпе, перевесившись через подоконник. – Хмельные скотины!

– Убийца! – закричал какой-то мужчина и бросил еще один камень. – Злодей!

Я не успел увернуться, и он попал мне камнем точно в бровь.

Люди гневались, оскорбляли мое имя всеми существующими непотребными словами, но толком не объясняли, что произошло и в чем меня обвиняют.

За пару недель произошло столько необоснованного насилия, что я, человек не самый честный и дошедший до крайней степени отчаяния, стал сам остро нуждаться в забытой всеми справедливости.

– Давно тебя нужно было посадить за решетку и комиссара полиции заодно! – послышалось с улицы. – Всю вашу шайку пора упрятать подальше от честных граждан!

В дверь начал кто-то ломиться.

Не зная, чего ожидать от огорченной и ограниченной группы людей из низшего класса, я быстро стер – на самом деле сильнее размазал по лицу – кровь, текшую из брови, вооружился кочергой, осторожно подошел к входу в квартиру и поинтересовался, кто там? Стучался мистер Блер.

Худенький, нервозный арендодатель с оторопью осмотрел меня, достал из портфеля баночку с таблетками, проглотил несколько штук, чуть не подавившись, и зашел внутрь. Мужчина весь трясся, словно у него начался жар, мял руки, его плечи вздрагивали, лицо посерело, словом, был похож на себя в обычном состоянии, но слегка напуган.