1888

Я мог отчасти понять душевное состояние Клаудии и всячески его разделял. В свободное время от настоящих расследований я делал подставные преступления по желанию высшего общества, сам же их раскрывал, отправляя за решетку тех, кто был не нужен клубу, и получал за это баснословные деньги.

Единственная разница между мной и мисс Дю Пьен заключалась в том, что ее жертвы отошли в иной мир, а большинство моих гнили в тюрьмах, желая поскорее встретиться с тем, кто несправедливо засадил их туда, нависая над моей головой дамокловым мечом, опускающимся с каждым днем все ниже.

– Вы себе даже представить не можете, как же мне хочется свернуть шею Бенедикту, – ответила женщина и устало потерла лицо. – Вернемся к разговору о миссис Белл. Мы трудились в разных корпусах, но весь медицинский персонал сплетничал между собой о ее странностях.

– Странностях?

– Она всегда подолгу закрывалась в кабинете и вырезала статьи из газет. Вместо того, чтобы потом убрать за собой и выбросить испорченную макулатуру, Беатрис разбрасывала ее по всей комнате. При малейшем перенапряжении грызла ногти и ходила на работу одним маршрутом из любого места.

Кучер остановился перед самым глухим уайтчепельским закоулком, в конце которого находилось массивное угрюмое здание, представляющее из себя целый архитектурный ансамбль по сравнению с другими домами. Над двумя резными дверьми висела бронзовая табличка с надписью: «Женская клиника», и больше ничто, кроме нее, не говорило о том, что это действительно какое-то медицинское учреждение.

Некоторые из моих клиентов мужского пола делились со мной желаниями попасть в коллектив, состоящий лишь из прекрасных дам, и совсем не представляли, насколько им будет нелегко. Я бы поставил пари на то, что они застрелились бы к чертовой матери на следующий день, работая в непрекращающемся женском балагане.

– Казалось бы, в этом месте за небольшую плату можно избавиться от нежелательной беременности, – озадаченно сказала мисс Дю Пьен, осматривая черные оконные рамы клиники, похожей на исполинского стража, среди низеньких жилых домов, – однако зачем известному гистологу открывать такое заведение?

– Может, прикрываясь добрыми словами и смертоносной помощью, здесь исследуют новые методы лечения на бедняках? – предположил я, открывая двери перед врачом. – Сейчас узнаем.

В небольшом зале, выкрашенном в салатовый цвет, за закрытой справочной стойкой с единственным окошком в решетке сидела женщина. Рядом висело информационное полотно с перечнем услуг по невероятно высоким ценам для Уайтчепела, в которых не упоминалось о проводимых здесь абортах.

Повсюду были расставлены чудесные ухоженные цветы и растения, на окнах висели дорогие спущенные плотные шторы, закрывающие вид на улицу, у стен стояли ореховые стулья, обитые синим бархатом. Всю изысканность в главном зале освещали газовые бронзовые рожки́ и шикарная люстра со стеклянными подвесками, а в воздухе витал густой аромат мускатного благовония. На мгновение показалось, что мы посетили не клинику абортов Уайтчепела, а находимся в частной больнице Вестминстера.

Мисс Дю Пьен, чувствуя себя громкой и неуместной среди невозмутимой тишины, шла на носках, чтобы не стучать каблуками ботинок по навощенному паркету.

Начальство подпольной организации делало ремонт – около одной из стен лежало множество строительных материалов, в том числе и досок.

– Что вам? – спросила женщина в окошке, не отрываясь от заполнения рабочего журнала. – Вы кто?

– Мы ищем Беатрис Белл, – ответила Клаудия, пока я рассматривал зал. – Где ее можно найти?

– Миссис Белл сегодня не ведет прием и никого не ждет.

– Madame4, – приглушенно произнесла врач, чуть наклонившись вперед, – я патологоанатом Клаудия Дю Пьен, мужчина со мной – известный детектив Итан Брандт. В ночь на третье октября была убита одна из ваших пациенток. Перед смертью ее видели с ящиком гуманитарной помощи из клиники миссис Белл.

Я подошел к строительным материалам и взял доску побольше.

– Хоть полиция Скотланд-Ярда! Сегодня приема нет, – делая короткую паузу перед каждым словом, ответила женщина. – Проваливайте!

– Мы поищем сами, – сказал я, положил руку на плечо Клаудии и повел ее в сторону карусельных дверей. – Не отвлекайтесь на нас.

– Нет, постойте! – воскликнула женщина, отчаянно дергая дверную ручку, которую я заблокировал доской, пока мисс Дю Пьен выясняла куда нужно идти. – Что вы сделали?.. Откройте!

Весь коридор, пропитанный запахом бинтов и ваты, был заставлен неизвестными ящиками, обклеенными бумажками с разными именами и адресами.

– Операционная, – сказал я, не доходя до полуоткрытой двери. – Клаудия, засунем нос не в свое дело?

– Пф! Спрашиваете еще!

На плитах из дерева, испачканных засохшей кровью, добровольно лежала оголенная молодая девушка, которая собирала деревянную стружку вокруг своих ног и интересовалась у врачей о возможной смерти во время операции. Пока мисс Дю Пьен объясняла мне, что медицинские сестры клали стружку для лучшего впитывания крови, у меня сжималось сердце от представленной боли, испытываемой беззащитными пациентками.