1888

– Сегодня ко мне заходил сержант Короуфорд, сказал, что подозреваемого последний раз видели в Бирмингеме. Завтра в два часа дня у меня поезд.

Мужчина усмехнулся, поправляя кончики усов, и вдруг присосался, как пиявка, к Клаудии со словами:

– Неужели мисс Дю Пьен поняла, что ее бесконечная болтовня вызывает лишь приступы головной боли? Как-то она сегодня подозрительно молчалива.

Загруженная работой женщина совсем забыла о дуэли, не явилась в назначенное время к дому мистера Мура, и нам пришлось искать миссис Дю Пьен по всему Бедламу, ведь в морге ее не оказалось, что удивительно.

Старый приятель не дал женщине переодеться и, не стесняясь находящихся рядом с врачом сестер милосердия, сильно разругался с ней, заставив поехать на дуэль в рабочей форме.

– В самом деле, Клаудия, снимите с себя хотя бы окровавленный фартук, – обратился я к подруге, чья голова была печально опущена на грудь, а руки аккуратно сложены на коленях. – Распугаете людей вокруг.

– Что вы, мистер Брандт! – ответила она и стала корчить саркастическую гримасу. – Уж лучше я напугаю народ, чем от вида моих штанов у мистера Мура остановится слабое сердце!

– В другом обществе за такие шутки обычно бьют лица, – тихо произнес Бенедикт. – Женщина! Утонченное существо, чьи заботы должны заканчиваться на подчеркивании своей красоты, а вы даже не пудритесь! Куда же подевалась ваша хваленая женственность?

– Перешла к мужчинам, – ответила она, а я сдержанно улыбнулся. – Моя кожа настолько бледна, что не нуждается в пудре.

– А как насчет корсетов, вместо которых вы носите бесформенную рубашку?

«Ну вот, началось, – подумал я, прислонившись виском к холодному окну. – Очередные дотошные распри, а ехать еще черт знает сколько! Мистер Брандт, а вы, между прочим, не собрали себе дорожную сумку».

– Затрудненное дыхание и обмороки? Смещение внутренних органов? Если вы желаете мне мучений, Бенедикт, то скажите об этом открыто.

В голову пришла мысль, что мистер Фитцджеральд на самом деле не так опасен, как, например, мистер Мур, являющийся сторонником выгодного ему патриархата и имеющий сложившиеся, давно устаревшие принципы, от которых он под страхом смерти никогда не откажется. Приятель не смотрел на вещи под другим углом, не пытался понять других людей, и если Райана в любой момент можно было отправить в лечебницу для душевнобольных, избавив общество от опасности, то проделать нечто подобное с Бенедиктом не получилось бы. Он так и продолжит отравлять молодые умы старомодными нравоучениями, морально унижая их за то, что сам не в состоянии принять факт изменения мира.

– Молюсь, чтобы этого щеголя Филиппа сегодня пристрелили, – сказал мистер Мур. – Выскочка, заставивший меня краснеть на вечере и опозоривший мое имя, должен понести наказание.

– Что думает об этом ваша жена? – спросил я.

– Не знаю. Кэтрин последнее время не выходит из библиотеки, запирается. Либо читает целыми днями, либо постоянно занята своей транспортной компанией, будь она неладна!

– Я бы тоже от вас запиралась, – ответила Клаудия, снимая фартук.

Женщина хотела сказать еще что-то, но не успела. Карета резко остановилась напротив подворотни, а Бенедикт, не удержавшись на месте, упал прямо на нас и ударился острым подбородком о мои колени.

Лакей, чей рабочий день в семье мистера Мура сегодня был последним, протяжно оповестил нас о прибытии в условленное место.

– Ах, Акр Дьявола! – восторженно сказала врач, выскочила из экипажа и потянулась руками вверх, разминая затекшую спину. – Мне говорили, что когда-то давно здесь продавалось самое вкусное пиво во всем Лондоне.

– Как ни странно слышать такие подробности от вас, – буркнул в ответ Бенедикт, потирая подбородок.

Пока мужчина выяснял отношения с лакеем, мы с миссис Дю Пьен осматривали большой опустевший двор, где скоро должна была решиться чья-то судьба.

Много лет назад Акр Дьявола являлся опухолью в самом сердце Лондона: мрачное пристанище для неимущих, чьи рабочие места заняли никогда не устающие, громоздкие машины и механизмы. Нижнее течение Темзы погрязло в зловонии благодаря этому некогда бесовскому клочку земли, потому что в здешних домах не имелось никаких дренажных канав, канализации и вентиляций.

Почти два десятилетия назад болотистую местность удалось осушить, а аборигенов, проживавших по двенадцать человек в одной комнате, переселить в социальное жилье, превратив Тотхилл-Филдс в лакомый кусок для разного рода застройщиков.

– Мистер Брандт, вы подумали насчет продажи вашей фамильной брошки? – поинтересовалась Клаудия, пока я рассматривал черепки от разбитой посуды на земле. – Прибыль разделим пополам.

– Клаудия, отцовские часы и семейная брошь – это единственные ниточки, которые тянутся из Лондона в Бостон и связывают меня с семьей. Но почему пополам? С какой стати вы решили, что часть денег пойдет вам?

– Я дала идею о продаже и уже нашла покупателя, – ответила она и лукаво подмигнула. – Где же Виктор? В его привычке приезжать раньше всех.