1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В этом смысле уже несколько иначе выглядит и тот чрезвычайный характер, который приобретала Советская государственность в результате постоянных кризисов и потрясений, сопутствующих её становлению. Обострявшаяся угроза распада страны требовала чрезвычайных мер. Не случайно на этом этапе большевиков поддержали даже буржуазия и черносотенцы. Здесь мы видим неожиданную параллель и с последующими периодами развития России. Когда чрезвычайные органы и меры защищали национальный суверенитет, они поддерживались населением и вели к положительным сдвигам. Так было в 1941–1945 годах. Совсем иное дело, когда верхи использовали революционную власть (Временное правительство) или расширенные полномочия (Горбачёв, Ельцин), для насаждения чуждых России западных ценностей. Тут происходит только обострение кризиса.

Вместе с тем Советская система лета 1918 года – это совсем не та военизированная политическая система, сложившаяся в годы Гражданской войны. Тогда появлялось множество органов власти, Конституцией не предусмотренных: РВСР, СТО, ревкомы, политотделы. А пока в России закреплялась вполне демократическая по тогдашним международным меркам система. Что же касается ограничения гражданских прав, то, по некоторым подсчётам, эти ограничения затрагивали бы не более 10–15 % населения. В условиях гражданского противостояния, начатого февралём 1917 года, это было очень немного.

Главным же в сложившейся тогда политической системе было то, что по закону народу принадлежала не только законодательная, но и исполнительная власть. В этих условиях и возникавшие в стране правительственные кризисы решались не закулисными манёврами представителей правящей элиты, а с привлечением и с опорой на самые широкие социальные слои. Представляется, что именно это, а не что-либо другое позволяло большевикам укреплять создаваемую ими государственность в отличие от тех процессов деградации и разрушения, которые сопутствовали деятельности буржуазного Временного правительства.

Очерк 8. Конституция победившей революции[290]

Принятие Конституции 1918 года стало своеобразным увенчанием нескольких исторических процессов. Во-первых, свершились устремления нескольких поколений российской интеллигенции, грезившей превращением России в конституционную державу. Во-вторых, получало своё выражение развитие революционного государства, шедшее на протяжении нескольких нелёгких для страны месяцев. Наконец, получали своё реальное воплощение гуманистические идеи социалистического переустройства общества.

Существование в дореволюционный период «Основных законов Российской империи» не позволяет говорить о России как деспотическом государстве. Её государственное устройство соответствовало уровню развития многих государств мира, таких как Япония или Австрия[291]

. В то же время отсутствие документа, однозначно называемого конституцией, создавало двойственную ситуацию. Царизм даже после 1905 года отрицал существование в стране конституционного строя и соответствующих гарантий правам граждан. Да и самих граждан в России тоже не было, так как юридически все были подданными монарха. Источником власти оставался монарший произвол, а не закон. Правые правоведы и политики полагали, что, даровав некое подобие конституции, самодержец был вправе в любое время отменить её[292].

Всё это превращало требование ввести конституцию в основополагающий пункт либеральных сил России[293]

. Но, придя к власти в ходе февральско-мартовской революции 1917 года, либералы практически ничего не сделали для принятия конституции. Единственным актом конституционного значения, на принятие которого осмелилось Временное правительство, было Постановление от 1 сентября 1917 года о провозглашении Республики, что было вызвано поражением генерала Корнилова и вставшей перед А. Ф. Керенским потребностью скрыть связи с мятежниками и свои собственные диктаторские устремления[294]. Конституционный характер носил и разработанный специальной Комиссией Закон о выборах в Учредительное собрание. Но он перекрывал лишь одну нишу, а именно: определял способ формирования органов власти. Таким образом, власть, а не народ была главным для законотворцев из лагеря либералов. И очень важно, что, пытаясь создать «самый совершенный» избирательный закон[295], его отцы ориентировались сугубо на юридические нормы западных «демократий», что в условиях России превращало всю затею в нормотворческий абсурд[296].