1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

Вопреки устоявшемуся мнению, перекочевавшему из прежней, советской, в сегодняшнюю, антибольшевистскую, литературу, В. И. Ленину было вовсе непросто обеспечить преобладание в работе Комиссии своей позиции из-за неоднородности большевистской фракции в составе Комиссии. В ней, пожалуй, только Сталина можно отнести к последовательным его сторонникам. Даже со Свердловым по ряду ключевых позиций у Ленина наметились определённые расхождения, что объясняется вполне закономерными трениями между Правительством и Парламентом, каковыми, по сути, являлись возглавляемые Лениным и Свердловым Совнарком и ВЦИК. Один очевидец писал, что первая половина 1918 года была «временем очень заметной ломки центральных государственных учреждений, в частности и в особенности – Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и Совета народных Комиссаров», а также что между этими учреждениями шла настоящая борьба за преобладание[311]. Не случайно члены руководимого Свердловым ВЦИК высказывались за полную ликвидацию СНК, или, по крайней мере, требовали серьёзно расширить права ВЦИК[312]

. С целью смягчить трения между СНК и ВЦИК ещё 17 ноября был принят специальный Наказ об их взаимоотношениях[313], но этим вопрос снят не был. Вероятно, именно отражением шедшей в верхах борьбы становятся два события июня 1918. Во-первых, ещё в начале месяца Ленин поручает Народному комиссариату юстиции подготовить свой проект Конституции (впрочем, опереться на Наркомюст Ленину так и не удалось из-за сильных левацких настроений в его руководстве)[314]

. Во-вторых, 26 июня Ленин сам выступает против подготовленного ВЦИК проекта Конституции и предлагает исключить вопрос о Конституции из повестки V съезда Советов[315]. Но, как пишет историк Ю. Фельштинский, Свердлов пошёл в этом вопросе против Ленина и других членов ЦК и победил[316]

.

Всё эти обстоятельства заставляют критически оценивать вывод С. В. Леонова о том, что с самого начала подготовка Конституции была монополизирована большевиками. От такого рода монополии

правомернее было бы говорить в том случае, когда позиции внутри большевиков по ключевым вопросам конституционного устройства были бы едины. На практике всё обстояло совершенно иначе. Подчас противоречия внутри большевистской партии носили не менее принципиальный характер, чем разногласия. По мнению британского историка Э. Карра, столкновения мнений по вопросу о будущем устройстве Советской России в Комиссии велись в трёх основных направлениях: 1) между теми, кто пытался ослабить власть государства и сторонниками сильной государственности; 2) между теми, кто выступал за средоточение государственной власти на местах и защитниками централизма; 3) между приверженцами федерализма и теми, кто под любым прикрытием пытался отстоять «единую и неделимую» республику[317]. Понятно, что разногласия, лежащие в основе этих столкновений, выходили далеко за рамки партийных программ и лежали в области более глубинных доктринальных различий.

По существу главным становится вопрос о будущем Российского государства. А если при этом учесть, какую роль в судьбах России и населявших её народов на протяжении веков играло государство, то станет понятным, что по существу речь шла о будущем страны. В ходе работы над проектом Конституции тенденции, которые объективно вели к краху российской государственности, проявились со всей определённостью.

Так, представитель НКВД А. П. Смирнов, ведавший в то время местным управлением, настаивал на том, чтобы органы власти в Конституции рассматривались снизу вверх. Смирнова в разной форме поддержали Ю. М. Стеклов, М. Н. Покровский, А. А. Шрейдер. Дальнейшая полемика показала, что этот, казалось бы, чисто технический вопрос имеет принципиальное значение и сводится к тому, будет ли сохранено государство как целое или оно будет распылено на множество мелких обломков. Серьёзная дискуссия развернулась вокруг нормы, позволявшей центральным органам решать любые вопросы, в том числе относящиеся к компетенции нижестоящих советских учреждений. В этом сторонники децентрализации увидели угрозу местным Советам. Но в условиях полнейшего развала государственного организма такая мера была естественной и отвечала потребностям самосохранения нации. Другое дело, что в последующем следовало бы законодательно более чётко отрегулировать те условия, и те механизмы, которые позволяли бы центральной власти вмешиваться в прерогативы местной, защищая последние от произвола центра. Но этот вопрос следовало решать по мере стабилизации положения в стране.