1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

Большую угрозу целостности государства представляли также синдикалистский уклон, отрицание национального вопроса и попытки превратить Россию в экстерриториальный очаг мировой революции. Анархисты, к примеру, видели Советскую Россию в качестве «федерации профсоюзов». Отдельные фракции анархистов сразу же после принятия Конституции заявили о своем стремлении бороться против самого понятия «социалистическое отечество» как вздорного и опасного[318]. Тот же организационный принцип был положен в основу проекта, подготовленного П. П. Ренгартеном, работником Отдела законодательных предположений. В нём предусматривалась федерация пяти «государств-членов», каковыми, по его мнению, должны были являться «основные профессиональные объединения в виде пяти профессиональных федераций». Среди них Ренгартен называл федерацию земледельцев, промышленных рабочих, служащих торговых предприятий, служащих у государства (чиновников), служащих у частных лиц (прислуги)[319].

Проекты Ренгартена и отдельных анархистских групп не рассматривались как не принадлежащие членам комиссии. В этом смысле гораздо более серьёзную роль играл проект члена комиссии Рейснера. Он стоял за федерацию коммун. Под коммунами Рейснер понимал территориально-хозяйственные единицы, объединяющие местные организации трудящихся, организованных профессионально. Местные коммуны должны были объединяться в провинциальные, областные, наконец, – в Российскую Федерацию. Проект Рейснера имел чёткую интернационалистическую парадигму в рамках перманентной революции. Он, в частности, предусматривал вхождение России в Мировую коммуну – «Великий Интернациональный союз трудящихся мира»[320]

. С позицией Рейснера по существу солидаризовался А. А. Шрейдер[321]. Позже, уже накануне открытия V съезда Советов, на котором планировалось принять Конституцию с позиций, по целому ряду вопросов близких позиции Рейснера, выступила Коллегия Наркомюста в целом. Так, в подготовленном ими документе критиковались ленинские подходы к национальному вопросу и национально-государственному устройству[322].

Принципиальность и острота поднятых при подготовке проекта Конституции вопросов вскоре стимулировала жаркие дебаты за пределами Комиссии ВЦИК. Тем более что подготовка Конституции с самого начала велась открыто и широко освещалась в партийной и советской печати. К примеру, уже 3 и 4 апреля 1918 года в «Правде» публикуется интервью Сталина «Организация Российской Федеративной Республики». Тогда же со статьями «Русское гражданство» и «Конституция Советской России» в «Известиях ВЦИК» выступил Стеклов. «Известия ВЦИК» публиковали и те проекты фрагментов Конституции, которые появлялись в подкомиссиях Комиссии ВЦИК. Местная печать часто перепечатывала материалы центральных газет, посвящённых Конституции, инициируя их обсуждения среди широких кругов общественности[323].

Если в Комиссии ВЦИК и её подкомиссиях критика основ нового революционного государственного устройства России в основном велась с левых позиций, то в ходе газетной полемики обозначилась позиция и критиков справа, разнообразно представленная в небольшевистских изданиях. Её суть, которая в основном будет сводиться к отрицанию диктатуры пролетариата, позже будет обозначена, к примеру, одним из идеологов русского религиозного ренессанса правоведом И. А. Покровским[324]. По его мнению, понятие диктатуры пролетариата разрывало представление о народе и государстве как о едином целом, что вело к самым пагубным последствиям[325]

. Покровский и другие авторы отмечали неопределенность самого понятия «пролетариат», что, по их убеждению, создавало условия для произвола. Делались намёки, что большевики как бы возвращаются к правовой практике самодержавия, только перевёрнутой наоборот[326].

Как это часто случается, между правыми и левыми обнаружилось немало общего. К примеру, в проекте левых эсеров понятие диктатуры пролетариата также не признавалось. Внесение ими предложений в текст Конституции РСФСР совпала с работой по принятию ими программы собственной партии. В обоих документах левые эсеры выступали за то, чтобы понятие «диктатуры пролетариата», была заменена понятием «диктатурой трудового народа»[327].